— Ты поговорил? — торопливо задает вопрос, но я уверен, что она хотела сказать совсем другое.

— Да.

— И что он сказал?

— Что со всем разберется.

Юлиана молчит. Вижу, что переживает, но держит все в себе. Поднимаюсь и сажусь рядом с ней. Снежана тут же переползает ко мне на руки. Держу дочь одной рукой, а другой накрываю руку Юлианы. Вздрагивает, но руку не вырывает, лишь нервно сжимает пальцы.

— Не переживай. Все будет хорошо.

— Богдан, но ведь это все… неправильно…

— Что неправильно, Юлиана? Что мы встретились, не зная кто мы есть друг другу? Или неправильно, что оба не смогли сопротивляться чувствам? А то, что у меня родилась дочь, а я не знал об этом — это, по-твоему, правильно? Нет, Юлиана, неправильно вмешиваться в чужие жизни, и решать за других, что нужно делать и как жить.

— Я… Я не знаю, что сказать. — Вздыхает Юлиана.

— Ты никому, ничего не должна объяснять. Если бы я не попал в аварию, я бы не отпустил тебя. Понимаешь? Неужели ты думаешь, что сейчас я откажусь от тебя и от Снежаны? Нет, Юлиана, — отвечаю сам.

И пока она не придумала еще что-нибудь, спрашиваю:

— Надеюсь, ты не будешь возражать на установлении отцовства?

— Нет… — отвечает очень тихо, и отворачивается.

— Юлиана, посмотри на меня, — прошу ее.

Как бы мне хотелось, чтобы она снова смотрела на меня тем доверчивым и восхищенным взглядом, который смог растопить мое сердце. Но на меня глядят грустные и обеспокоенные глаза. В них нет того блеска и огня, который горел, когда в ту ночь она шептала мое имя.