Это осознание вселило в юного альва странную тревогу. Она не походила ни на острый приступ страха, который испытываешь на узкой тропе над пропастью или при встрече с диким зверем, ни на трепет перед последним испытанием, где можно было запросто распрощаться с жизнью. Нет, эта тревога не поддавалась пониманию, она пронизывала до мозга костей, хотя была бесформенной и зыбкой, как туман над лугом или как черная бездонная пропасть, в которой могло таиться все что угодно.

Подходящее слово внезапно пришло Ферендиру на ум: безотчетный ужас. Он достаточно часто испытывал его в раннем детстве, еще до обучения в монастыре. Ребенком Ферендир много чего безотчетно боялся: дремучего леса, ночных теней в неосвещенном коридоре, бескрайнего неба над широкой равниной. Этот детский глубинный ужас был плодом невежества: ведь когда ничего не знаешь и не умеешь, мир кажется средоточием хаоса. Взросление наводит порядок, все раскладывает по полочкам, а страхи подчиняет рассудку. Со временем благодаря учебе и упражнениям в самоконтроле душа Ферендира обрела покой и уверенность в своих силах.

Теперь же послушник почувствовал, что преследовавший его в детстве безотчетный ужас вернулся. Прежний мир как будто смыло потоком крови и погребло под грудами пепла и страшных воспоминаний. Коль не сбылась судьба, предначертанная ему богами и горой, то на что же можно было опереться?!

Что если все живущее во Владениях Смертных балансирует на лезвии ножа и готово в любой момент из-за малейшей ошибки рухнуть в бездну?! Что если вся суть бытия сводится лишь к постоянному ожиданию неизбежной катастрофы?!

Ферендир задрожал. Чтобы побороть страх, он принялся усердно упаковывать вещмешки.

Трудно было сказать, сколько времени прошло, пока он, ссутулившись, сортировал провиант и старался уложить в каждый вещмешок более-менее одинаковый по составу и весу набор продуктов. В лагере Хирвы Ветроходной все были заняты своими делами. Воины-альвы готовили на кострах свою вечернюю трапезу, читали полученную почту, точили мечи или чистили и полировали свои блестящие доспехи, удаляя с них запекшуюся кровь и грязь. Где-то затянули песню — то была не горская мелодия, а старый напев жителей равнин. Ферендиру он показался смутно знакомым. Вскоре юный альв обнаружил, что начал мурлыкать в такт, хотя ровным счетом ничего не знал о самой песне: ни слов, ни смысла.

Так он работал и напевал. Время перестало для него существовать, но потом он внезапно ощутил на себе чей-то посторонний взгляд и поднял глаза.

Рядом стояли две молодые альвийки и оценивающе рассматривали Ферендира. Они носили серебристые доспехи с легким зеленовато-голубым отливом, надетые поверх сверкавших медью кольчуг. Их туники, как и гребни из конского волоса на шлемах, были выкрашены в шафранно-желтый цвет. Одна из женщин держала длинный лук с составной тетивой, что свидетельствовало о ее принадлежности к Аураланским Стражам — сеющим смерть стрелкам. У второй была изящная тонкая пика с длинным широким наконечником и прочный красивый щит — значит, она сражалась в первых рядах грозной пехоты альвов.

Ферендир без раздумий стремительно вскочил на ноги. Это вышло само собой, потому что он ощутил себя скромным рядовым в присутствии офицеров. Их следовало приветствовать стоя, в почтительной позе!

Впрочем, он не имел ни малейшего представления, кто они были такие.

Хранительница и лучница быстро переглянулись и сняли шлемы с гребнями. Лицом они очень походили друг на друга: высокие скулы, красиво изогнутые губы, проницательные миндалевидные глаза. Только длинные и пышные красновато рыжие волосы были причесаны по-разному: Хранительница носила их распущенными, а лучница подвязывала сзади в не слишком тугой хвост.

— Ты пой, пой, — сказала Стражница. — У тебя неплохо получается.

— А со словами можешь? — спросила лучница. — Или только мурлыкать горазд?

Ферендир попытался ответить, но словно дар речи потерял. Даже голоса у женщин были одинаковыми! С закрытыми глазами Ферендир подумал бы, что у него одна собеседница, а не две.

— Вы долго тут стоите? — наконец выговорил он.

— Довольно долго, — ответила Хранительница, шагнула вперед и стала рассматривать провизию, которая в творческом беспорядке валялась у ног Ферендира. — Это что, галеты? Прекрасно! Я голодная как волк!

Она обошла вокруг бревна, поспешно брошенного на землю у костра, положила щит, ловко села и привычно закинула длинную пику на плечо, так что древко зарылось в землю на небольшом расстоянии перед ногами. Таким образом, пикой можно было быстро воспользоваться при необходимости, и при этом она не мешала есть. Освободившимися руками Хранительница схватила галету из промасленного кулька, откусила кусок и принялась с блаженным видом его жевать.

— Послушайте-ка! — воскликнул Ферендир. — Эту провизию выдала леди-регент Хирва для меня и моих наставников. Я бы с удовольствием вас угостил, но еда не совсем моя.

— Ты же сам только что сказал, что командующая Хирва выдала эту провизию твоим наставникам и тебе самому, — заявила лучница, обошла бревно с другой стороны и уселась рядом со своей близняшкой-Хранительницей. — Как по мне, еда очень даже твоя. Другое дело, хочешь ли ты нас угостить. Ну так что, угощаешь? Или нет?

Ферендир снова не нашел слов. Он стал озираться, надеясь, что его наставники вот-вот возвратятся и сами разрешат эту щекотливую проблему, но Серафа и Дезриэля нигде не было видно. Юноша тяжело вздохнул и смирился со своей нелегкой участью.