‒ Че? ‒ нахмурился Петрович, не веря своим глазам. ‒ Т… Т-ты че, демон что ли?

Как так? Человек упал, головой кожей коснувшись оголенной проводки, и ему хоть бы хны! Никогда еще Петровичу не приходилось видеть подобного, и более того, даже слышать. Падение в трансформатор вообще не укладывалось в голове, заев в воображении повторяющейся сценой. Как можно было избежать удара током, касаясь оголенной проводки?

‒ Ты это, парень, давай, аккуратненько, отойди. Я тебя сейчас начальству покажу, а они там тебя домой отправят. Лады? Мне будочку закрыть надо.

Охранники, выбежавшие из здания, быстро взяли Артура под руки. Дима укоризненно взглянул на Петровича, сказав:

‒ Ты зачем, придурок, дал ток, когда человек под забором был? А если бы убил?

‒ Так а я откуда знал?! ‒ хмуро возмутился Петрович. ‒ У меня что, монитор в башке стоит? Ты сказал, что напругу можно давать, ‒ Петрович мотнул головой в сторону Димы. ‒ Вот я и дал.

Охранники крепко сжали ладони, до боли сдавив Артуру руки, и повели в бункер. Потом завели в научный блок, провели по белоснежному коридору, и оставили в одной из комнат, кого-то дожидаться. Комната была почти пуста. Справа находилось черное обзорное окно, а сам Артур сидел на стуле, по конструкции напоминающий электрический. Над спинкой висел массивный головной убор, к которому были подключены толстые провода, уходившие в потолок.

Это пугало.

Дверь с шипением отползла в сторону. В комнату вошел высокий мужчина в белом халате, и трое крепких ребят в деловых костюмах, его сопровождавших, вместе с охранниками. За их спинами мялся Петрович, который сказал:

‒ Вот, вот это парень.

‒ Да, Виктор Вениаминович, ‒ обратился Дима к рослому ученому. ‒ Лично по камерам видел. Он касался забора, когда Петрович на него напряжение дал, и, прикиньте, через него пса убило. Короче, он через себя ток пропустил, а самому по фигу вообще.

‒ Да-да, ‒ подхватил Петрович. ‒ Он еще на оголенную проводку в рабочем трансформаторе свалился, и хоть бы хны.

‒ Понял, ‒ ответил Виктор Вениаминович. ‒ Уходите.

‒ Есть, ‒ сказал охранник, и вышел вместе с остальными. Остались только мужчины в деловых костюмах. Петрович тоже решил не противиться, хотя ощутил внутренний позыв. Свобода Петровича кончалась там, где начиналась власть Виктора Вениаминовича, с которым спорить не особо хотелось. Петрович вышел, и дверь за ним закрылась. Виктор Вениаминович подошел к Артуру, который даже глазом моргнуть не мог, чувствуя, как внутри все сжимается.

‒ Не бойся, парень, ‒ ученый сунул руки в карманы. ‒ Ты даже не представляешь, как тебе повезло.

‒ В… В чем это?

Виктор Вениаминович усмехнулся, а затем, улыбнулся широко. Улыбка у него была безумная. Лицо доброе, но глаза хищные, как у собак, которые хотели убить Артура. Взгляд ученого вгонял в леденящий ужас. Он смотрел на мальчика, как на экспонат, оценивающим взглядом. Он внутренне ликовал, потому что, наконец-то, многолетние поиски подошли к концу. Улыбка от этого у него была странная, как у маньяка. Даже мужчины в деловых костюмах переглянулись, чувствуя нарастающее в комнате напряжение, и один из них поправил воротник. Стало душно.

‒ Ты очень, очень, очень, очень, очень особенный мальчик, ‒ ученый встал перед парнем на одно колено, ласково погладив его по щеке.

Артур испуганно отвел глаза, ощутив на щеке прикосновение гладкой, как шелк, кожи. Сердце забилось с утроенным усилием, похолодела спина, а по телу пробежались мурашки. «Неужели насиловать будут?!» ‒ пронеслась в голове Артура ужасающая мысль. Ученый крепко взял мальчика за плечи, и зарылся носом в его лоснящиеся, грязные волосы, защекотавшие ноздри. Он вдохнул полные легкие воздуха, пропитанного запахом мальчишеского пота, и почувствовал, как в груди разгорелся жар удовольствия.

Мужчины в деловых костюмах снова переглянулись, проглотив подошедшие к глоткам комки отвращения, и старались не смотреть на происходящее. Это было отвратительным, хотя, откровенно признаться, у каждого из них тоже иногда возникали мысли о соитии с девочками в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет. Этих мужчин, в тайне, возбуждали юные, бархатные тела, от которых веяло энергией и сексуальностью, в особенности сейчас, когда их собственные, стареющие жены, постепенно лишались этих качеств.