‒ Панцирь, прием, ‒ Котов по рации попытался связаться с танковым батальоном, спрятанным в лесу. ‒ Панцирь, как слышно меня?

В ответ динамик невнятно прошипел. Закрыв глаза, Кото кивнул, соглашаясь с мыслью, что им, наверное, тоже конец. И он не ошибся. Мутанты с лезвиями еще до атаки на позиции артиллерии расправились с ничего не подозревающими танкистами, излишне уверенными в крепости своей брони.

Они сидели на отведенных им местах, безвольно свесив руки, и уже давно не моргали бесцветными глазами. Форма танкистов была покрыта кровавыми пятнами. Покусаны они не были, но за то, в каждом из них были огромные дыры от лезвий-конечностей, которые мутанты оставили им, протыкая броню.

Извлечь и сожрать пораженных жертв мутанты не успели по причине того, что их внимание было привлечено залпами артиллерии, а подвижная добыча для зараженных казалась куда более привлекательной.

‒ Товарищ майор! Товарищ майор! ‒ раздался в рации голос Барыгина, и майор даже вздрогнул от неожиданности. ‒ Тут жопа, товарищ майор! Что делать?! Метр-другой, и все! Они прут и прут! Товарищ майор! Я не хочу умирать!

Майор нахмурился, понимая, что все. Это предел, и на большее оборона Стены не способна. Нужно было уводить людей, а не пускать их в расход, до последнего обороняя проигрышные позиции. И так слишком много славных ребят сегодня погибло, а дальнейших жертв Котов вовсе не хотел. Он не был зверем, и помнил, что под его командованием люди. Может, даже зря.

‒ Барыга, уходите со стены! Отступайте! Грузимся в броню и валим! Город обречен! Внимание! Стена, держитесь, скоро вам будет помощь! Все БМД, патрулирующие окрестности стены, забирайте ребят с позиций, и отходите в сторону резервного аэродрома! Забрать всех, кого возможно, немедленно отступить!

Котов продублировал сообщение на общей частоте несколько раз.

Бойцы попытались задержать зараженных остатками гранат. Ряд взрывов под стеной поднял столбы крови, и сверху посыпались куски оторванных конечностей с ошметками мяса. Солдаты стреляли по зараженным, но, не смотря на плотный заградительный огонь, мертвецам удавалось касаться решетчатого ограждения. Один из покойников схватился за решетку, резко подтянулся, уперся в нее ногами, повиснув, а затем, стал биться о преграду головой. Он отвратительно верещал, и резкий звук его воплей заставил сердце ухнуть, а душу уйти в пятки. Лицо было искажено гневом, изо рта во все стороны летела пена и кровь, а глаза напоминали два красных шара.

‒ Ну нахер! ‒ крикнул Леонов, не выдержав подобного зрелища. ‒ Я сваливаю!

Он бросил автомат со стены, и кинулся бежать со всех ног, напуганный скорым прорывом.

‒ Стоять! Стоять! ‒ крикнул Барыгин, но разворачиваться, чтобы застрелить беглеца, не стал. Были цели поважнее.

На службе казалось, что Леонов всему голова. Барыгин вспомнил, насколько смелым тот был на словах, как он с легкостью вступал со всеми в драки и словесные разборки, как храбро он себя вел, но теперь его личность будто вывернулась наизнанку. Трусливый, вроде бы, Барыгин, переступая через страх ужасной смерти, оставался на позиции, и прикрывал отступление ребят, полностью осознавая, что от него, не меньше чем от остальных, зависел исход бегства.

Но Леонов просто струсил, боясь за свою шкуру, бросил товарищей, и убежал спасать себя любимого. Конечно, каждый боец трясся за себя, каждый боец хотел жить, но этот страх не должен был толкать на неразумные поступки. Ведь ясно же было, что если зараженные сейчас прорвутся, то Леонова скоро догонят и сожрут.

Зачем подкладывать свинью самому себе тогда, когда залогом твоего выживания была именно командная работа?

Бегство Леонова стало роковым, и погубило всех на Главных воротах. Через его позицию произошел прорыв. Зараженный ловко схватился за край, без труда перебросив себя через него силой рук, и оказавшись на стене. Зараженный свирепо зарычал, кинувшись на первого попавшегося солдата, и тот вскинул автомат, нажав на спуск вспотевшим от ужаса пальцем.

Прогремела очередь. Три пули прошили мертвеца на вылет, но ни одна не попала туда, куда надо. Одна из них, тяжело прожужжав, словно огромный шмель, вонзилась в ногу Барыгина, и тот взвизгнул от боли, прислонившись к ограде. Но автомат Барыгин не опустил, метко выстрелив прорвавшемуся покойнику в затылок, и тот сразу же повалился замертво. Пуля, к сожалению, прошла на вылет, и убила бойца, на которого напал мертвец. В пылу схватки Барыгин не обратил на это вимания, потому что прорывом одного противника всё не кончилось. Сердце бешено колотилось, а перед глазами поплыли жирные черные пятна, закружилась голова. Горячая кровь заливала бедро, и Барыгин корчился от боли, стреляя по продолжающим лезть мертвецам. Гремел выстрел за выстрелом, а затем послышался щелчок. Потянувшись за следующей обоймой, Барыгин понял, что боеприпаса больше не осталось. Он было хотел броситься к только что убитому товарищу, но не успел. Зараженный, подскочивший сзади, крепко вцепился Барыгину в плечо, и потащил его вниз.

Вскрикнув от испуга, Барыгин резко развернулся, животом уткнувшись в край бойницы, и вцепившись в решетку руками. Мертвец схватил его за хобот противогаза, и тот, не нагрузки, сполз с головы, больно цепляясь за волосы. Мертвец подпрыгнул, и, ухватившись за плечи Барыгин, зубами вырвал ему кусок глотки. Боец расширил глаза от ужаса, захрипев, и схватившись за шею. Он вскочил, стал перекатываться по решетке в предсмертной агонии, и вскоре умер от кровопотери, безвольно повиснув на ограде.

Произошел прорыв. С дикими воплями зараженные заполнили стену, взбираясь на неё по лестнице из трупов, созданной военными. Мертвецы кинулись пожирать убитых солдат и добивать оставшихся. Из-за бегства Леонова захлебнулось отступление. Вышел из строя один винтик, следом за которым в негодность пришли остальные. Если бы Леонов не убежал, зараженный не проник бы, и не напал бы на солдат. Тогда, быть может, БМД и успели бы доехать вовремя.

Толпа была подобна воде, вскоре заполнив все видимое пространство за стеной. Зараженные разбежались по базе, став настигать тех, кто убежал ранее.