— Так ведь то пустяки, детские забавы, — пролепетал Архип. Он чувствовал, что ему не удалось оправдаться, но не понимал, в чем состоит их с Глебом вина.

— Детские забавы! — Князь бросил на него такой свирепый взгляд, что колени у старика задрожали, и тот едва устоял на ногах. В следующий миг князь метнулся к сыну, ухватил его за грудки и со всей силы швырнул на кровать.

— Зачем ты к гостю моему ходил, паршивец?! — прошипел он ему в самое лицо. — Зачем спасал его? Он разбойник, приезжал, чтобы зарезать меня!

— Неправда! — закричал Глеб. — Вам он ничего не сделал, это вы его отравили!

— Как ты смеешь со мной так разговаривать, щенок?! — заорал князь. — Я тебя выпорю до крови, тогда послушаю, как заговоришь!

— Вы уж не до крови, а до смерти забейте, — бесстрашно попросил Глеб.

— Что такое? — растерялся Белозерский.

— А то, что, если я жив останусь, яду вам подсыплю в травник! Неделю вас корчить будет, а потом издохнете, как таракан! Не убьете меня — я вас убью! Так и запомните!

Во взгляде ребенка сверкала такая ненависть, что князь даже отступил на шаг. В голове у него помутилось, глаза налились кровью. Он со звериным рыком навалился на мальчика, схватил его за горло и принялся душить. Реакция Глеба была самой неожиданной. Тот вдруг начал хохотать, придушенным, но громким, истеричным смехом, какого никогда от него не слышали.

— Господи! Да что же это делается! — причитал Архип, не смея приблизиться к барину.

Старик на подламывающихся ногах заковылял в комнаты Бориса за Евлампией, однако карлица уже сама бежала ему навстречу. Ее встревожил необычный смех Глебушки, слышный чуть не во всем доме.

— Скорее, матушка! — закричал старый слуга. — Ведь задушит наш бес мальчонку!

Влетев в комнату Глеба и моментально оценив обстановку, Евлампия схватила стул и со всей силы огрела им князя по затылку. Тот, как срезанный сноп, повалился на пол без чувств. Мальчик продолжал хохотать. Его безумный смех зловещим эхом отдавался под потолком, усугубляя впечатление кошмара. Утешений и вопросов он не слышал. Наконец карлица взяла со стола кувшин с водой и вылила ему на голову. Глебушка на миг затих, а потом заскулил, как пойманный волчонок. Из его глаз брызнули крупные слезы. Нянька обняла малыша, крепко прижав к груди, и покрыла поцелуями.

— Поплачь, поплачь, милый! Довольно тебе молчать и терпеть. Дальше уж некуда! Завтра мы с тобой поутру отправимся в дорогу…

— Куда же мы поедем, Евлампиюшка? — спросил тот сквозь слезы, беспрерывно всхлипывая.

— А куда глаза глядят! — с сердцем ответила карлица. — Лишь бы подальше от этого зверя…

Князь, будто почувствовав, что о нем говорят, зашевелился на полу и замотал головой.

— Ну-ка, отведи Глеба к братцу, — приказала она старому слуге, — да переодень его там в сухое…

Архип, все это время дрожавший как в лихорадке, вдруг утратил свой бессмысленный вид, сгреб мальчика и унес его, словно охапку дров. И вовремя — стоило ему скрыться за дверью, как князь со стоном сел, сжимая ладонями виски.

Евлампия, ничуть не робея, сложила руки на груди: