– У меня есть пятьдесят долларов, – сказал Кэаве, – но такой дом должен стоить много дороже.

Человек что-то прикинул в уме.

– Жаль, что у тебя так мало денег, – сказал он. – Это причинит тебе лишние хлопоты в будущем, но тем не менее можешь получить и за пятьдесят долларов.

– Этот дом? – спросил Кэаве.

– Нет, не дом, – отвечал человек, – а бутылку. Видишь ли, должен тебе признаться, что все мое богатство, хоть, может, я и кажусь тебе великим богачом и удачником, –

этот дом и этот сад, – все возникло из бутылки величиной чуть больше пинты. Вот она.

И, отперев какой-то шкафчик, он достал оттуда круглую пузатую бутылку с длинным горлышком. Бутылка была из белого молочного стекла, переливавшегося всеми цветами и оттенками радуги. А внутри бутылки светилось и трепетало что-то неуловимое, подобное то тени, то языку пламени.

– Вот она, эта бутылка, – сказал человек и, когда Кэаве рассмеялся, добавил: – Ты не веришь мне? Так испытай ее сам. Попробуй-ка ее разбить.

И тогда Кэаве взял бутылку и стал швырять ее об пол, пока не утомился, но бутылка отскакивала от пола, словно детский мяч, и хоть бы что.

– Удивительное дело, – сказал Кэаве. – Поглядеть да потрогать, так кажется, будто эта бутылка из стекла.

– Она и есть из стекла, – еще горестней вздохнув, отвечал человек, – да только стекло закалилось в адском пламени. В этой бутылке живет черт – видишь, там что-то движется, словно тень какая-то. Это черт, или так, по крайней мере, я думаю. Человек, который приобретет эту бутылку, будет повелевать чертом, и чего бы он отныне себе ни пожелал, все – любовь, слава, деньги, дома, подобные этому, да-да, и даже города, подобные этому, – все получит он по первому своему слову. Наполеон владел этой бутылкой, и она сделала его властелином мира, но потом он продал ее и пал. Капитан Кук владел этой бутылкой, и она открыла ему путь ко многим островам, но и он тоже продал ее, и был убит на Гавайях. Ибо, как только продашь бутылку, сразу лишаешься ее могущественной защиты, и если не удовольствуешься тем, что имеешь, к тебе приходит беда.

– А как же ты сам говоришь, что хочешь ее продать? –

спросил Кэаве.

– У меня есть все, чего я могу пожелать, и ко мне подкрадывается старость, – отвечал человек. – Только одного не может сделать черт в бутылке: он не может продлить человеку жизнь. И было бы нечестно утаить от тебя, что у этой бутылки есть недостаток: если человек умрет, не успев ее продать, он обречен вечно гореть в аду.

– Да, уж это и впрямь недостаток, спору нет, – воскликнул Кэаве. – Я бы нипочем не стал связываться с такой чертовщиной. Могу, слава тебе господи, прожить и без дома. А вот накликать вечное проклятие на свою голову –

это уж нет, не согласен.

– Полно, не торопись, зачем так далеко заглядывать вперед, – возразил человек. – Нужно только разумно воспользоваться услугами черта, а затем продать бутылку кому-нибудь еще, как я сейчас продаю ее тебе, и ты закончишь дни свои в покое и довольстве.

– А я вот что примечаю, – сказал Кэаве. – Перво-наперво, ты то и дело вздыхаешь, словно влюбленная девушка, а еще – больно уж дешево продаешь ты эту бутылку.

– Я уже сказал тебе, почему я вздыхаю, – отвечал человек. – Чувствую я, что здоровье мое слабеет, и это меня пугает; ведь ты же сам сказал: никому не охота, померев, отправиться в преисподнюю. А вот почему я так дешево продаю, – тут тебе надо объяснить еще одну особенность этой бутылки. В незапамятные времена, когда Сатана впервые принес бутылку на землю, она стоила неслыханно дорого, и Пресвитер Иоанн, первый, кто ее купил, отдал за нее несколько миллионов долларов. Но дело в том, что эту бутылку нельзя продать иначе, как с убытком для себя.

Если ты продашь ее за ту же цену, за какую купил, она снова вернется к тебе, как голубь в голубятню. Понятно, что цена ее из века в век все падала и теперь уже стала на удивление низкой. Я сам купил эту бутылку у одного из моих богатых соседей и уплатил всего девяносто долларов.