– А что сталось с ее девочкой?

– Она в любящих руках опекунов. По правде сказать, это мои друзья. Я видела ее вчера вечером.

– Вот как? – Она изучающе смотрит на меня. – А письма вы еще пишете?

– По этой причине я, собственно, сейчас здесь. У этого занятия, у писания писем, есть название, – улыбаюсь я. – Это клуб «P. S. Я люблю тебя». Так назвала его основательница, Энджела Кэрберри, и я хочу продолжить начатое ею и четырьмя другими людьми дело. Хочу помогать тем, кто безнадежно болен, если они решат таким способом попрощаться с любимыми. И надеюсь, что вы порекомендуете меня тем, кому я могу помочь.

Это Джой рассказала мне про Марию Костас, когда я, воодушевленная поддержкой Гэбриела, решилась расширить клуб. Поскольку медицина находится в сердцевине всей этой ситуации, подумала я, логично будет начать в этом направлении.

– У вас в этом клубе есть какая-то финансовая заинтересованность?

– Господи, нет! – оскорбляюсь я. – Никакой. Я работаю полный рабочий день, а клубом занимаюсь в свое свободное время. Я ищу не денег, а тех, кому можно помочь. – Вижу, что она меня не понимает, и продолжаю свой страстный монолог: – Я понимаю, что эта идея, с письмами, она не годится для всех подряд. Только для тех, кто твердо решил что-то оставить после себя. Мой муж был из таких. Поначалу, семь лет назад, я была убеждена, что его письма – исключительно про меня, но понемногу я поняла, что они в огромной степени и про него тоже. Это часть того пути, который проходишь, прощаясь, приготовляясь к концу. Отчасти это платеж по долгам, отчасти – желание, чтобы помнили. Работаю я не по шаблону. Каждое письмо – особенное, и, чтобы понять, чем лучше всего оно сможет помочь близким, мне нужно какое-то время провести в семье, со стороны взглянуть на расклад сил. Джиника приходила ко мне три раза в неделю, иногда чаще. Если вас беспокоят мои намерения, могу уверить вас, что они абсолютно честны и добропорядочны.

– Да, – отзывается она оживленно, – я вижу, что вы человек честный и увлеченный. Уговаривать меня не нужно – я сама подсказала Джой рассказать об этом группе, помните? Жить, зная, что время твое подходит к концу, – это конечная паллиативная фаза, именно о ней мы сейчас говорим. И это крайне важная часть жизненного пути. Для меня очевидно, что вас заботят как желания пациента, так и потребности их родных. Из этических соображений я не могу поделиться с вами списком моих клиентов. Но я без всяких сомнений рекомендую ваш подкаст тем, кого консультирую, – говорит Мария.

– Но?

– Но, – продолжает она, – неизлечимо больные очень уязвимы, они стоят перед лицом близкой смерти. Пациенты с нарушением психологических установок чувствительны, обращаться с ними следует с повышенной чуткостью.

– О, я полгода провела, с повышенной чуткостью обращаясь со смертельно больными, я в курсе насчет их установок. Знали бы вы, через что я прошла с ними, не говоря уж о том, что выпало мне с мужем, за которым я ухаживала всю его долгую болезнь…

– Холли, – мягко говорит она, – я не нападаю на вас.

Делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.

– Простите. Дело в том, что я не хочу, чтобы это закончилось.

– Я понимаю. Чтобы продвинуться, стоит выработать более четкую стратегию. Продумайте структуру клуба. Вам нужны правила и руководства. И для вас, и для них. Ситуацию нужно держать под контролем, – уверенно говорит она. – Это необходимо не только им, но и вам. Даже не представляю, каково вам было весь этот год в одиночку поддерживать четырех умирающих. Неподъемная задача.

Я сдаюсь.

– Ну, в общем да.

Она откидывается на спинку кресла и с улыбкой говорит:

– Прежде чем помогать другим, создайте безопасное пространство для себя.

Я выхожу из кабинета, уязвленная и сомневающаяся, и все думаю, пересматриваю, анализирую сделанное. Я что, наделала ошибок с Полом, Бертом, Джой и Джиникой? Дала им плохие советы? Навредила их близким? Дорога не была гладкой и простой, но справилась я, кажется, очень неплохо. И мотивы мои не могли быть честнее и выше. Ни гроша мне не было нужно. Я делала это, чтобы людям стало лучше, и верила в это крепко. Но я работала и для себя – никаких сомнений.