XXXIII

— Да, шеф. Это я. Что-то случилось?

Усевшись на полуразрушенную крепостную стену и болтая ногами над пропастью и руинами Дворца Ирода, трехуровневые раскопки которого продолжались севернее высокого холма, Сикариус всматривался в высушенную ширь Иудейской пустыни, оживляемую только синеющим пятном Мертвого моря, превращая его в оазис. Сухой горячий ветер, прорываясь сквозь нагромождения скал, слегка обжигал лицо и трепал светлую тунику.

— Что-то я сегодня малость разнервничался, — признался голос в трубке и после глубокого вздоха продолжил: — Помнишь о нашем последнем разговоре?

— Когда я молился у Стены плача?

— Да, — подтвердил шеф. — Я еще говорил тебе, чтобы ты был готов, — возникла короткая пауза. — Ты готов?

— Всегда готов.

Снова молчание в трубке.

— Пора!

Ветер поднял вдруг пыль, и Сикариусу пришлось поправить tallit, покрывавший голову, чтобы защитить глаза от песка. Внизу простиралась долина, являя хаотичную мозаику цвета с самыми разнообразными оттенками: от коричневатой земли до яркой желтизны песка, от белой полоски соли, обрамляющей прихотливый излом берега Мертвого моря, до опаловой зелени его водного покрывала, которая чуть дальше превращается в бирюзу, а потом и вовсе в насыщенное индиго. И где-то совсем далеко, в дымке, видны серо-желтоватые горы и хребты Иордании.

— А что за цель?

— Два следователя, направленных итальянской полицией. Они сейчас прибыли в Иерусалим и путаются тут под ногами, — он цокнул языком. — Пора действовать.