Книги

Последняя песнь Акелы. Книга третья

22
18
20
22
24
26
28
30

– Нет, – отхлебнув из бокала, расслаблено потянулся Чернов, – не бойся. Люди верные… я им верю…

– Хорошенькое дело! – возмущенно вскинулась Полина. – Людям верит он, а по бушу и заброшенным городам ходить буду я?! Не-е-ет, дядюшка, коль к черту на рога меня отсылаешь, то пойду я с тем, кому я доверяю…

– Ну и где я тебе этого Пелевина сейчас сыщу? – понятливо хмыкнул Чернов, насмешливо глядя на нахохлившуюся племянницу. – Он, может, в армию уже записался или вовсе из Претории восвояси подался…

– Здесь он, – упрямо буркнула Полина, что-то вычерчивая черенком вилки на скатерти. – Здесь, в Претории, я точно знаю.

– Коли здесь, так отыщем, – устало зевнув, Чернов небрежно облокотился на угол стола. – С утра Дингане по кабакам отправлю. Но смотри, племяшка, если ты кому-нибудь, хоть слово…

– Голову отрежешь? – пренебрежительно фыркнула Поля, раздумывая о чем-то своём.

– Всё б тебе развлекаться, – угрюмо буркнул Чернов, выбивая пальцами дробь по столешнице. – Найму в католической миссии двух теток посуровей, и поедешь в Европу, как миленькая.

– Вот еще! Миленькие в Европу не ездят, они оттуда бегут! – возмущенно вскинулась девушка, упершись руками в бока. – Дядя! Какие могут быть католички?! Я православная!

– Хорошо, – глядя на разъяренную племянницу, Чернов меланхолично пожал плечами, – найму трех…

Не найдя достойного ответа, Полина показала дяде язык и, стянув со стола перезрелый банан, нарочито неуклюже переваливаясь, затопала к выходу. Взявшись за вычурную дверную рукоять, девушка, словно прислушиваясь к внутреннему голосу, ненадолго замерла и зачем-то вновь подошла к столу. Вытащив из дядиного коробка пару спичек, Полина что-то вымерила на карте и с крайне задумчивым видом развернулась к Матвею:

– Я вот думаю, думаю и никак одного понять не могу, – Полина, перекидывая банан из ладони в ладонь, словно апаш нож, вопросительно взглянула на дядю. – А на кой чё… в общем, на кой именно я тебе сдалась? Расстояния не шибко большие, люди верные у тебя есть, сходил бы да сам нужный камешек того… прихапшил… Так нет, аж во Францию телеграмму направил да меня вытребовал? Ну и pourquoi?

– Да тут оно, знаешь, какое дело, – потупившись и нервно почесывая грудь, смущенно пробормотал Чернов. – Оно, вроде, как и чепуха да суеверия, но вот в чем закавыка… – Старик покосился на выжидательно постукивающую туфелькой по полу Полину, вздохнул и продолжил: – Суагилье, ну, профессор который, уверял, что камни из тайника только девка взять и может. А и как такому не поверишь – человек он шибко ученый, чтоб врать. Да и под зула мутвой* (название пытки)…

– Под чем? – непонимающе дернув щекой, перебила Полина.

– Под тем! – неожиданно зло огрызнулся Чернов. – Под зула мутвой! А что это да как, тебе того знать не надо! В общем, не мог он обмануть. Вот и выходит, Полинка, что нынче тебе голову в пекло сунуть придется… И желания большого тебя в буш отправлять у меня нет, да делать нечего…

– Так, может, и без лунной каменюги как-нибудь перебьемся? – с отсутствующим видом пробормотала Полина, – чай, и без тех алмазов закрома от сокровищ ломятся? Или промотал все до последнего?

– Коли бы дело только в деньгах стало, – мрачно пробурчал Чернов, разглядывая заляпанный легочной кровью платок, – и без тебя бы обошлись. Да только камень тот не только как солитер ценен, он еще и от хворей избавляет. А я б еще десяток-другой годков пожил… Так что, если без камня, внуков, как ты говоришь, факт – не увижу.

Глава десятая

19 мая 1900 года. Претория. Трактир «Гордость Цване»

Как водится, похмельное утро нагрянуло внезапно. И, как всегда, на несколько часов раньше, чем того хотелось. У-у-у, чёрт, настырное какое! И чего, спрашивается, неймется?! Могло бы и до завтра подождать. А лучше – до послезавтра.

Слепо отмахнувшись от солнечных лучей, впившихся в неподъемные веки, словно игривая кошка в бабушкин клубочек, Алексей героическим рывком поднялся с лежанки и по стеночке побрел в дальний комнаты. Если верить памяти (а это та еще изменщица!), вчера там висел умывальник. Алексею повезло: полнехонькая бадья поджидала его на прежнем месте. Вдоволь нахлебавшись теплой, отдающей оцинкованным железом, воды, траппер разведанным маршрутом добрёл до койки и рухнул лицом в одеяло. Спать не хотелось, хотелось водки и определенности. Поскольку спиртного в наличии не было, из глубин памяти стали лениво выкарабкиваться размытые воспоминания о вчерашнем вечере.

Первой почему-то вспомнилась рожа мертвецки пьяного французика, мирно почивающего в остатках мясной закуски. Зрелище розоватой, с залысинами, черепушки в обрамлении багровых потеков соуса своей чрезмерной анатомичностью вызывало рвотные позывы, и Алексей, мотая головой, словно ретивый жеребец в загоне, поспешил с ним расстаться. В результате избавился ещё и от остатков вечерней трапезы и вновь потащился к умывальнику. Теперь на четвереньках.