— Вагнер. Рихард Вагнер.
10. BACH"S ERROR[41]
В это утро Пьер Фаран проснулся в превосходнейшем настроении. Он был полон готовности доказать всем, что то, что они считали непреложными ценностями, не имеет реальной основы, и критерии, по которым ныне оценивают талант композитора, не соответствуют положению вещей. Доказать главным образом этому Перрену, с которого надо сбить спесь. Он уже связался с несколькими друзьями, среди них были и критики из «Мира музыки» и «Диапазона», и рассказал им, исказив правду, что, мол, великий Морис Перрен не узнал чуть измененную главную тему «Музыкального приношения», сыгранную на фортепьяно. Однако он не добился желаемого результата, потому что его неуместные звонки пробудили в тех, кого он считал своими друзьями, лишь безразличие и скептицизм. Мало того, один из них счел нужным предупредить Перрена о том, какую шумиху поднимает Фаран вокруг его имени.
Пьер был уверен, что подтвердит свое утверждение о беспочвенности академических суждений. Он с аппетитом принялся за завтрак, поглядывая на беспорядок в двух комнатах, которые он снимал возле площади Бастилии. Зазвонил телефон.
— Алло, Фаран? Ты когда принесешь мне свою запись?
— А-а, это ты, Альфред? Слушай, я… почти закончил, мне надо только кое-что немного синтезировать и заново переписать ее, чтобы зазвучали низкие голоса, и…
— Хорошо, так когда?
— Ну, скажем, через десять дней.
— Десять дней! Ты что, смеешься над нами? Выпуск «Запрещенных мемуаров» намечен через две недели! Мне нужна музыка послезавтра, это крайний срок! И уже смонтированная!
— Послушай, Альфред, я не могу так халтурить!
— Ты знаешь, какие деньги вгрохали в этот фильм? И сколько нам придется вернуть дистрибьюторам, если он не выйдет вовремя? Я не прошу тебя сочинять, как Моцарт!
— Мне надо восемь дней, Альфред.
— Я должен поговорить об этом с нашими компаньонами, но, думаю, им это не понравится. Напоминаю тебе: работай, а не бей баклуши!
Собеседник резко оборвал разговор, оставив Пьера в раздумье. Конечно, эти коммерсанты не обладают хорошими манерами, как меценаты былых времен, но стиль у них такой же. Они не понимают, что такое труд художника, они третируют его, как какого-нибудь чиновника! Поэтому сегодня художник — прежде всего проситель. Идеально, подумал Пьер, было бы работать в CNRS…[42] Если бы не эта его затея с королевской фугой, он смог бы сдать чертову музыку к фильму, но эта мысль мелькнула у него и исчезла. Фуга — вот главное. Урок, который он должен преподать, ждать не может.
Он позвонил одному из друзей, программисту из IRCAM.[43]
— Луи? Установка по информатике свободна сегодня утром?
— Да, — ответил тот, кого он назвал Луи, — но на сколько времени ты хочешь ее занять? Сегодня вечером она мне будет нужна.
— Скажем так: три часа, чтобы заложить программу, и еще два — работа самой машины.
— Ладно, пойдет, но давай быстрее!