— Летисия, — вмешался Морис Перрен немного чересчур светским тоном, — не могли бы вы доставить нам огромное удовольствие и исполнить вашу фугу на фортепьяно?

— И не думайте об этом, Морис! — Летисия даже вскочила. — Я не суеверна, но все же! Представьте себе, что жюри заваливает меня, в то время как вы сегодня вечером аплодировали моему творению! И как же ваша репутация в таком случае?

— Дорогая Летисия, я не могу аплодировать произведению, которое я, как понимаю, недостоин услышать, — ответил Морис и, взяв руку Летисии, поцеловал ее.

Этот жест Мориса еще больше, чем его слова, вывели Пьера из себя.

— Да, потому что ваш суд скорый и безапелляционный! — взорвался он. — Разве не вы в прошлом году угробили мою «Гробницу Шёнберга»? Вы вылили на нее столько грязи после первого же концерта, что все последующие были отменены! Я даже не уверен, что вы прослушали больше пяти тактов, несмотря на все то, что написано в вашей писанине! В вашем приговоре, должен я уточнить!

— Пьер, успокойся, пожалуйста! — с негодованием воскликнула Летисия. — Я не знала о ваших разногласиях. Мне очень неловко. Нет, Морис! Ничего не говорите! Давайте лучше сменим тему, иначе вы отравите мне вечер!

Паскаль, который, немного отдалившись от всех, разглядывал дорогие переплеты в книжном шкафу, пришел на помощь Летисии:

— Мне очень нравится ваша библиотека. Вы черпаете вдохновение в книгах?

— Не делайте выводы по книгам, что стоят там. Их выбирал, покупал и расставлял в основном мой отец…

— Да, — подтвердил Жорж Пикар-Даван. — Вы, верно, находите ее немного… патерналистской. Но я хотел, чтобы у Летисии были сочинения корифеев западной мысли. Я уверен, что придет день, и они станут способствовать ее вдохновению…

— Библия, «Божественная комедия», «Дон Кихот», Шекспир… — перечислил Паскаль. — Главные сокровища человечества…

— Да, но в моей спальне есть другой шкаф, — сказала Летисия. — Там и «фундаментальные сочинения» вроде «Тысячи и одной ночи», и мои любимые авторы: Флобер, Пруст, Джойс…

— Я считал, что сегодня — музыкальный вечер, — перебил ее Пьер, наливая себе шампанского. — Подумать только, сейчас, в конце двадцатого века, еще пишут фуги, словно ничего не произошло со времен славного папаши Баха! Ныне вашу гениальность определяет ваше умение пользоваться компьютером! Я не открою вам ничего нового, если скажу, что сегодня многие сочинения созданы не без помощи компьютера. Решающему экзамену нужно было бы подвергнуть Иоганна Себастьяна — дать ему компьютер и посмотреть, что он сотворит!

— Полно, будьте серьезны! — запротестовал Морис Перрен. — Компьютер, безусловно, имеет место при композиции, но он никогда не заменит истинный интеллект. Он никогда не сможет найти идею: это дело человеческого разума.

— Ошибаетесь, ваша честь! — театральным тоном с явным удовольствием продекламировал Фаран. — Вы говорите о будущем, согласно вашему разумению, абсурдными гипотезами, в то время как реальность уже превосходит их! Вы никогда не слышали об искусственном интеллекте?

— Да, безусловно! Но применение его в музыке мне представляется абсолютно невозможным!

— Невозможным? Прекрасно, я докажу вам обратное. Я разработаю на компьютере тему экзамена Летисии. Или, пожалуй, нет! Королевскую тему! И вы увидите, что машина выдаст партитуру еще более прекрасного сочинения, чем «Музыкальное приношение».

— Vanitas vanitatum![38] — вздохнул Морис. — А каково ваше мнение, профессор?

— О, боюсь, что мсье Фаран говорит о вещах, в которых я полный профан, — ответил Огюстен Дюпарк, впервые за весь вечер оживившись. — Но, пожалуй, я склоняюсь к вашему мнению. Желание подменить человеческий разум искусственным интеллектом представляется мне более чем безрассудным. И потом, одно дело — разработать заданную тему, и совсем другое — создать тему оригинальную.

— Простите меня, — вмешался в спор Жорж Пикар-Даван, — но я не вижу смысла в этой затее: пожалуй, стоило бы лучше разработать тему Летисии, чем тему основы «Музыкального приношения». И тогда, после объявления результата, мы смогли бы сравнить работу современной машины с ее сочинением. Прости, дорогая…