В этот миг из двери, ведущей на кухню, появился Том Бичем с бутылкой красного вина.

– Пино-нуар урожая восемьдесят восьмого года, как вы и просили, мистер Холлуорд. Нашел-таки в винной лавке на другом конце Парижа. Будете пить за ужином или позже подать в ваш номер?

– Спасибо, Бичем, – улыбнулся мнимый американец. – Думаю, я отложу это удовольствие до завтра.

В салон вошли Лючия и инспектор Бордье.

– Прекрасно, – сказал Шабо. – Раз уж вы наконец-то вернулись, Бичем, несите флан с почками. Дамы и господа, прошу за стол!

Ужинали молча, ни у кого не было желания поддерживать беседу. Но, когда все стали расходиться по номерам, Шабо вдруг окликнул Уолша.

– Чуть не забыл. Вы ведь ждали письма?

Джозеф подошел к конторке портье.

– Признаться, я едва не отдал его мадемуазель Морелли, увидев имя отправителя на конверте, – продолжал Шабо. – Но нет, письмо адресовано вам, мсье Оллювард.

– Благодарю, – проговорил Уолш, стараясь не выдать своего волнения.

Карло Морелли ответил на его просьбу! Оказавшись в номере, молодой человек разорвал конверт и извлек короткую записку старика-аптекаря и листок, мелко исписанный рукой Лючии.

Всё встало на свои места, обрело осязаемые очертания. Плотный узел человеческих переживаний – гнева, обиды, страха, который Найтли сам затянул на своем горле, полагая, что всего лишь повязывает шейный платок. Журналист не учел того, что принял во внимание Джозеф – роль случайности, которую действительно сильно недооценивают. В конечном итоге самое абсурдное предположение Уолша оказалось единственно верным, и это его чертовски пугало. Чем больше он думал о том, что выплывет наружу в результате его «расследования», тем сильнее ему хотелось всё бросить и бежать из Парижа без оглядки.

На следующее утро в «Луксор» снова явился комиссар Пикар. Хозяин и гости отеля еще не успели встать из-за стола, поэтому так и остались на своих местах, а Пикар провозгласил почти торжественно:

– Виктор Дюпон задержан в Руане. Его уже посадили на поезд. Скоро он будет в участке, и я его допрошу.

Уолш заметил, как побледнел Шабо.

– Один из вас – сообщник Дюпона, – продолжал Пикар, его колючий взгляд скользил по лицам присутствующих. – Портье подсыпал яд в вино Калверта Найтли и украл картину, а сообщник – для верности – прострелил ему грудь.

Кэтрин и Дмитрий при этих словах переглянулись и покосились на Уолша, но оба промолчали.

– Помнится, вы допускали, что два покушения могут быть не связаны между собой, – заметил «американец».

– Помнится, я говорил, что это маловероятно, – язвительно ответил комиссар. – Я считаю, что преступники вместе планировали похищение ценного произведения искусства. Мсье Найтли догадался об этом, и его устранили. Полагаю, один из вас выкрал револьвер, чтобы заставить замолчать кого-то еще, но планам убийцы помешало присутствие инспектора Бордье. Сообщник Дюпона запаниковал и спрятал оружие в рояле. К вечеру я буду знать его имя, а до тех пор инспектор Бордье останется в отеле. Предупреждаю, дамы и господа: попытка бегства будет расцениваться как признание вины.

Лючия нервно обхватила себя руками, Шабо угрюмо рассматривал скатерть. Даже Бичем, убиравший со стола, выглядел уже не таким самоуверенным, как обычно.