Курагины, Волконские, Глебовы, Азанчеевы, Соковнины — всё это старинные дворянские фамилии, представители которых оставили добрый след на мологской земле. А сколько даровитых людей из самого низшего, крепостного сословия дала мологская земля миру!
Единственным и до сих пор нигде в мире не превзойденным остался подвиг Петра Телушкина, выходца из мологской деревеньки Мягра. Жизнь его в какой-то степени символична, словно в ней объединились многие судьбы безвестных русских умельцев: лет 20-ти был продан своей помещицей богатому крестьянину, намеревавшемуся отдать Петра в солдаты вместо своих сыновей, но промыслом Божиим оба сына его умерли, а Телушкин обучился кровельному ремеслу в доме своего названного отца, промышлявшего по кровельному делу в Петербурге. В конце 20-х годов Петропавловский собор в столице срочно потребовал ремонта — необходимо было починить крест и порванные ветром крылья ангела на шпиле собора.
Возводить леса на высоту 140 метров было чрезвычайно дорого. Телушкин в одиночку обдумал идею, как подняться на шпиль без устройства лесов и произвести ремонт.
Сама эта мысль многим казалась настолько безумной, что Петра Телушкина, которому в то время было 27 лет, советовали посадить в «смирительный дом» — дескать, рехнулся парень. Это уникальное восхождение по шпилю Петропавловского собора и ремонт венчающих его креста и ангела почти без страховки (Петр Телушкин воспользовался только веревкой) было осуществлено в октябре 1830 года — в течение двух месяцев бесстрашный умелец ежедневно поднимался на вершину шпиля на работу, собирая толпы народа на площади.
Президент Петербургской Академии художеств А.И. Оленин, наблюдавший за этими восхождениями Телушкина, был так восхищен его подвигом, что написал целую брошюру «О починке креста и ангела на шпиле Петропавловского собора без лесов», а иллюстрации к тексту сделал Федор Григорьевич Солнцев, выпускник Академии и ученик Оленина, и к тому же земляк Петра Телушкина! Выходцы из села Верхне-Никульского Мологского уезда, братья Солнцевы, Федор и Егор, также были крепостными, но исключительная их одаренность обратила на себя внимание графа И. А. Мусина-Пушкина, старшего сына Алексея Ивановича, и Солнцевы были определены в Академию художеств, а отец их получил «вольную». Имена Солнцевых, Федора и Егора, увековечены в художественной археологии, реставрации и этнографии, в стенописях Софийского собора в Киеве и Исаакиевского в Петербурге…
Из соседней с Большим Борком Подмонастырской Слободы вышел художник Леонид Демьянович Блинов, посвятивший свою жизнь морю, участник нескольких кругосветных путешествий, получивший в дар от императора Николая II имение в Ялте.
К началу двадцатого века Мологская страна являла собой некий слаженный организм, в котором гармонично сочетались природные богатства и человеческая деятельность, земледелие и промышленность, вера и культура. Мологский уезд был поставщиком лекарственных растений для первых российских фармацевтов Карла Ивановича и Владимира Карловича Феррейн, в Мологе они открыли фабрику товарищества «Феррейн и КИ». Маслодельный, сальносвечный, кирпичный, костемольный, клееварный, кожевенный, солодовенный, винокуренный, крупяной, лесопильный заводы, кондитерская фабрика и т. д. — вот далеко не полный перечень производств, успешно развивавшихся в Мологском уезде в XIX — начале XX века. В 1915 году начали строить железную дорогу у Мологи с мостом через Волгу. После революции строительство прекратилось, а секции моста были увезены на другую стройку.
Традиционные отрасли мологского хозяйства — судостроение, торговля, земледелие, кустарное ремесло. Ежегодно строилось около тысячи разного рода судов грузоподъемностью в 15 млн. пудов. Особенно распространенными были «полулодки» — хлебные баржи малого размера, а также суда под дрова. Дед Павла Груздева подрабатывал зимой на туерах, как многие крестьяне-отходники. Рабочих в Мологе насчитывалось на конец XIX столетия всего 60 человек (при численности горожан около 5 тысяч), их дополняли жители соседних сел и деревень.
Крестьяне кустарничали: плели корзины, изготовляли бороны, плуги, сани, колеса; валили лес, рубили дрова, бондарничали. В течение года устраивались три ярмарки: Афанасьевская — на престольный праздник Мологского Афанасьевского монастыря 18 января по старому стилю, Средокрестная — в среду Крестопоклонной недели Великого поста, Ильинская — на Ильин день. Кроме того, каждая суббота считалась торговой.
Ярмарки проходили в Мологе до конца 20-х годов нашего века. Особенно выделялась летняя — Ильинская — ярмарка. Приезжали на пароходах, на лошадях, многие добирались пешком. На площади устраивались карусели, балаганы — шум, гам, крики продавцов, оживленный торг, играют гармошки… На ярмарках продавалось и покупалось все: различные виды продовольствия, бондарные, гончарные, кузнечные изделия, лошади, коровы, телята, овцы, козы…
Здесь же, на центральной Базарной площади, вымощенной диким камнем (позднее — Сенной, затем имени К. Маркса), стояла пожарная каланча с мезонином, построенная по проекту ярославского архитектора А. М. Достоевского, брата великого писателя. По воспоминаниям мологжан, наверху каланчи день и ночь ходили пожарные-дежурные, которые оповещали о температуре воздуха, а в морозы вывешивали флаг. Достопримечательностью города были церкви: главный Воскресенский собор вблизи мологской пристани, возведенный на месте древнего деревянного храма в 1767 году, с приделами в честь Николая-Чудотворца и Ильи-пророка; самая старая каменная Вознесенская церковь на окраине города в Заручье, построенная в 1756 году, с приделом во имя святых князей Бориса и Глеба; красавец Богоявленский «новый собор», возведенный в 1882 году на средства крупного мологского мецената, торговца льном Павла Михайловича Подосенова; Всесвятская церковь на кладбище, освященная в 1805 году. Когда-то на Ярославской улице недалеко от центра города стояла деревянная оштукатуренная Воздвиженская церковь, в которой был на обедне император Павел I во время своего визита в Мо-логу в 1798 году, но она не сохранилась.
Краевед прошлого века А. Фенютин, описывая жителей Мологи, отмечал, что они «росту средственного, лицом не дурны, темно-русы, речисты, замысловаты в торговле, трудолюбивы. Исстари они усердны к церкви, и духовенство здесь, особенно отцы духовные, в большом почете». Молились мологжане своеобразно: «…всякий считал непременной обязанностью иметь в церкви свою икону, и каждый раз, входя в церковь, покупал свечу, зажигал ее и сам ставил перед своим образом, усердно при этом молясь ему. Иконы эти назывались мирскими».
Красивейший вид открывался на Мологу с парохода, следующего из Рыбинска — тянулись вдоль берега дома, церкви, золотые песчаные пляжи… В городе было всего четыре улицы — они шли параллельно на добрых четыре с половиной километра: Ярославская, Петербургская, Череповецкая и Задняя; после 17-го их переименовали соответственно духу времени — Республиканская, Коммунистическая, Пролетарская и Советская. Фантазия новой власти была, конечно, неистощима… В центре города стояло необычное двухъярусное деревянное здание, окруженное густыми липовыми и березовыми аллеями — гимнастическая школа, или Манеж — гордость мологжан. В 80-х годах 19-го века земский врач Всеволод Васильевич Рудин выдвинул идею спортивно-эстетического воспитания детей, а купец П.М. Подосенов активно поддержал ее, сразу же ассигновав на строительство 20 тысяч рублей. Для школы был специально заложен сквер с дорожками для прогулок, бега, верховой езды и конных упражнений — вот почему школу прозвали Манеж.
Здесь проходили спектакли, концерты, новогодние елки и прочее — вся общественно-культурная и спортивно-оздоровительная жизнь города. В Манеже состоялось и последнее собрание мологжан — событие это происходило 4 сентября 1936 года и называлось «расширенный пленум Мологского горсовета с жителями Мологи». На нем присутствовало 826 человек, в повестке дня стоял один-единственный вопрос — «О реконструкции реки Волги и переселении Мологи».
Когда читаешь опубликованные документы тех лет — а их очень мало, этих публикаций — возникает странное чувство раздвоенной реальности, как будто кто топором рубанул по живому, и это живое стало одновременно и живым, и мертвым.
Реальное и нереальное сочетаются в мологской трагедии с потрясающей силой. Крик «Этого не может быть!» словно застрял в горле у каждого из мологских переселенцев-выселенцев.
«Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять», — читаем в предисловии к интервью с начальником Волгостроя Я. Д. Рапопортом, оно опубликовано в газете «Северный рабочий» 1 апреля 1936 года. Это первое официальное заявление о переселении Мологи не умещалось в сознании мологжан, а потому никто не хотел верить в реальность надвигающихся событий.
И уж тем более за развернувшимся грандиозным строительством мало кто видел духовный смысл происходящего, а он — тот же самый, что в «Легенде о сокровенном граде Китеже»: татарская ли орда или большевистская — какая разница? Осквернение святынь, уничтожение народа, вопль и стон на святой Руси…
Интересен факт, что в Мологском крае нет прославленных святых, за исключением погибшего в битве у реки Сити великого князя Георгия Всеволодовича да взятого в плен молодого его племянника, ростовского князя Василько, да и те, строго говоря, к мологской земле имеют отношение только в связи с исторической битвой. Все мологские подвижники — а они были, начиная от какого-то отшельника, в далекие времена спасавшегося на Святоозере, что находилось в закладбищенском лесу недалеко от города Мологи — это озеро и получило свое название от безвестного святого, питавшегося только рыбой из него — и кончая мологским юродивым Ле-шинькой Клюкиным, о котором память сохранил только отец Павел, а молился этот Лешинька так, что столп света стоял от земли до неба — так вот, все мологские подвижники остались неведомы миру. Это те самые, о которых поется в церкви в День Всех Святых, в земле Российской просиявших, когда поминаются все русские святые «ведомые и неведомые»… Молога — край неведомых святых.
Да и что такое та ушедшая от нас Русь, которую и доселе зовут Святой? Разве святость ее только в именах великих подвижников, а не в той соборной народной святости, где даже имен нет?