— Я не об этом, сын, — отозвался тот. Он редко называл Зака сыном, чаще — мальчиком. И почти никогда — по имени.

Зак знал, о чем он. Отец постоянно ему говорил, что он не готов. Что он — тоже шаман, что у него оранжевое свечение в крови, не зря же глаза такого же цвета, как песок. Волосы у Зака были черными, кожа — смуглой, и по всем законам природы глаза должны были быть карими. Зак втайне надеялся, что вдали от Цитруса они приобретут нормальный оттенок.

Что вдали от Цитруса все может стать нормальным.

Что вдали от Цитруса даже он сам может стать нормальным.

— Ха! — выдохнула Гоша и обошла Снежка справа, толкнув его борд так, что тот закрутился. Снежок чуть не рухнул, с трудом выровнялся, прокричал ей в спину:

— Нечестно! — и погнал следом.

Если бы борд не заваливался, его бы так не закрутило. Гоша всегда играла нечестно. Во все игры. Победа любой ценой — именно это было бы ее девизом, если б ей был нужен девиз. Но он был не нужен. Гоша безо всяких девизов могла уделать кого угодно в чем угодно. Кроме, разве что, Зака.

Снежок подозревал, что именно поэтому Зак ей нравился не всегда.

У дома Гоша почти дала себя догнать — так играть было интересней — но потом увидела отцовскую Муху. Та, тихо бурча, висела у ворот, в метре над песком. И Гоша вновь рванула вперед, легко перемахнув через забор.

Поместье Чернофф было огорожено отдельным забором и представляло из себя мини-поселок в Поселке.

— Матрешка! — радостно провозгласил как-то раз в связи с этим Чернофф. Иногда он выдавал странные слова с таким видом, будто все вокруг должны знать их значение. Снежок тогда вопросительно покосился на Гошу, а та шепотом объяснила:

— Кукла в кукле.

Снежок нахмурился, раздумывая, зачем и, главное, как засовывать одну куклу в другую. Аналогию он в принципе понял, но очень серьезно и тоже шепотом сообщил Гоше:

— Вы странные.

— Мы знаем, — гордо ответила она.

Снежок развернул борд и повел его обратно. Взмыть над стеной, взлетев почти вертикально, как это только что сделала Гоша, он не мог — сейчас его борд был непредсказуем и на вираже вполне мог влепиться в стену. Или просто перевернуться — и тогда Снежок грохнется с него головой в песок. А песка у него в волосах и так предостаточно.

Ему был нужен разгон и плавная дуга. И пока он отходил для разгона, ему уже открыли ворота. И со снисходительным сочувствием кивнули.

Здесь все понимали, что такое Гоша. И как нелегко бывает провести рядом с ней целый день. Сочувствовали Снежку искренне и даже сладости с кухни втихаря передавали.

Похоже, здесь один только Снежок не понимал, как тяжело ему с Гошей. Гоша ему нравилась. Да, иногда она раздражала, иногда злила, изредка даже пугала, но совсем чуточку. Ровно настолько, насколько положено любимой сестре. Снежок, конечно, был в этом не эксперт, у него раньше сестер не было, да и не любил он никого, и его никто не любил, но так ему казалось. Так он чувствовал.

Гоша стояла на борде в метре от входа в особняк. Обернулась через плечо и хитро улыбалась, дожидаясь, пока Снежок выведет борд над дорогой — выйдет на финишную прямую.