Она зажмурилась. Рёв бури отвлекал и сбивал с толку. Море плевалось солёными брызгами. Призрак хохотал загробным смехом, а кракен издавал странные звуки, похожие на пронзительный свист. Но... Всё это – лишнее. Лишнее. Ничего этого нет.

Ничего. Этого. Нет.

Ничего нет.

Ничего и никого.

Никого кроме меня. – Вереск крепче ухватила мужа за руку. Переплела пальцы. – Никого кроме него.

Есть только мы.

И в этом мире мы одни...

Яркая вспышка.

Не просто яркая – ослепляющая. Вспышка, а потом – удар. Ощутимый, хотя и не резкий. Земля и небо поменялись местами. Реальность кувыркнулась и опрокинулась вверх тормашками. Вереск упала на траву. Сочно-зелёную и мягкую, точно ковёр.

Мгновение, что длилось дольше вечности, она лежала недвижно, созерцая бескрайнее голубое небо, по которому плыли облака. Белые. Пушистые и огромные, словно дивные сказочные замки.

– Жива? – прохрипел Ладимир. Он растянулся рядом. Насквозь мокрый, растрёпанный, в изорванной, подозрительно порозовевшей, рубахе. Грудь князя часто вздымалась: он дышал тяжело и неровно.

– Жива, – откликнулась Вереск и села.

Села и... ахнула.

Пустошь! Надо же! Вересковая пустошь! Мириады розовых цветов, пряные летние ароматы, бабочки, ласковый тёплый ветерок. И никаких тебе чудовищ. Никаких молний, никаких волн высотой с башню...

Место, где мы были бы в безопасности.

– Забавно, – усмехнулся князь и перевернулся на бок.

– Что забавно? – Вереск приметила, что Ладимира трясёт, как от озноба.

Похоже, он ранен. И ранен серьёзно.

– П-платье... – выдавил князь и сморщился. – Ты могла придумать себе любой наряд, но выбрала этот.

Он протянул руку, но тут же уронил. Вереск оглядела себя и нахмурилась: розовое платье! Проклятущее розовое платье с серебристыми парчовыми вставками! Но... как же? Как же так? Минуту назад она была голой, словно новорожденный младенец, а сейчас...