И окромя этого сладко поспавшего красавца, на меня каким-то вселенским и немым укором смотрел донельзя уставший Чёрный. Сидел прямо на груди спокойно спящего и вроде как не спешащего помирать Анатолия и глядел.
— Да шо ты сверлишь то? — спросил я сипло, но он не отвечал и продолжал смотреть. — Да ну чхего, нхе понимхаю?
И он потряс башкой и в нём забултыхало.
Да ладно⁈
Миленький, родной, прекрасный Чёрный! Взял и позаботился о старике! Страдая сушняком мне стало абсолютно пофигу на то, моют они клювы после еды или нет. Взяв на руки ворона словно бутылку, я приложился к нему и родниковая вода сошла с него, аки манна небесная.
И пусть её хватило на пару глотков, жажда тут же отступила и сил прибавилось.
— Ох благодать то какая нереальная! Спасибо тебе брат, век должен буду. — поклялся Чёрному, последние капли с него стряхивая.
— Кхекерх. «Всенепременно» — буркнул он в ответ, спрыгивая с рук моих на землю и вытирая клюв о траву. — Ка-ру. Ке-кур «Пациент в порядке. Будет жить.»
Это я и сам прекрасно видел. Если не считать засохших пятен крови и подраной одежды, Анатолий смотрелся прекрасно. Да и суща его выглядела гораздо более насыщенной и плотной.
Ещё раз от души поблагодарив обеих птиц, я потянулся и с тяжким зёвом встретил и восславил солнце. Пиз*ец денёк был. И ночка тоже пиз*ецовая, но мы все выжили. Пусть дом мой догорел дотла, лишь кое-где ещё дымясь и тлея, в душе какая-то удивительная лёгкость образовалась.
Вот правду в книжках по психологии писали, что чем дольше человек живёт, тем большим количеством ненужных вещей обрастает. А к вещам этим и память, и страхи, и ностальгия, и обязательства и гнёт вины, и всё что хочешь липнет и жить нормально не даёт, на плечи давит, связывает, тянет.
Конечно с пустыми башкой и сердцем тоже жить-себе вредить. Так что видимо от этой мысли, проходя по своему сожжённому дотла участку и поигрывая не забытым золотистым яблочком, я и приглядел то единственное, что целёхоньким осталось.
И то была гирька!
Та самая, тридцати двух килограммовая. Каким-то непостижимым образом она пережила падение ультра-кара и от прошедшего пожара лишь немножко закоптилась. И она являлась хоть и не маленьким, но чудом, ведь и её меньшую товарку и наковальню, раскололо так, что лишь осколочки в земле торчали.
— Со мной пойдёшь, — подхватил я её за ручку и тут же вверх подбросил, удивлённо охнув. Она была горячей! Я как-то даже не подумал, что от пожара металл в себе тепло накопит и сохранит. — Едритский пирожок! Да ё*ж! Да хрен удержишь!
—
— Криавр-вявр? «Ну и куда пойдём?» — спросил Чёрный ворон, сонливо устраивающийся на моём плече и широко зевая.
— Да куда глаза глядя… — собрался я от души ответить, да только ум с недавних пор весьма аналитический и в структурирование умеющий меня же и осадил.
Куда попало идти то не стоит, ведь если путь направить аккурат туда, куда сосед мой укатил то там посёлок Старожиловских и ловить в нём нечего. Семейка Грековых в нём правит бал налево и направо, вширь и вглубь, а значит следует идти туда, где их влияния поменьше. И путь по сути у меня один, прямиком на северо-запад, к Столице.
Уж и не знаю, кто там правит, но помнится, что в направлении том куда-как больше жилых пространств и осовремененных посёлков, в разы крупнее здешних. И в той же степи, по рассказам сына, великий Наукоград стоит, и ультра-фермы, и цеха заводские. Многие из Павкино в тот край подавались да только ни один не вернулся, а это могло означать, что там получше, чем в нашей глуши.