Из непроизвольно распахнутого рта горца побежала обильная слюна. Казалось, следователь этого даже не замечал.

– Меня никто даже не подумает обвинить в жестокости. Мне даже устного замечания не сделают, узнав, что я решил силой накормить подозреваемого, объявившего голодовку. Итак, если ты хочешь со мной поговорить по душам, тогда качни головой. Только не сильно, а то у меня палец сорвется, и я тебе пасть порву… А вы, коллега, если гражданин Базаев не кивнет, кидайте ему в зев сало. Ну, поехали…

Горец забарабанил подбородком по руке Выходцева, как дятел.

– Вот и ладушки. Коллега, сало далеко не убирайте. Мне почему-то кажется, что оно еще понадобится…

Но оно больше не понадобилось. Не подготовленный к таким коварным ударам со стороны прокуратуры, Базаев вычленил для себя самую важную мысль из разговора. Те, кого он сейчас сдаст, возможно, никогда об этом не узнают. Но вот то, что он оскоромился, в известную инстанцию будет доложено немедленно. Поэтому, как и положено настоящему туберкулезнику с открытой формой заболевания, он в течение ближайшего получаса кашлял и держал руками легкие, чтобы они не вылетели вместе со слизью. Потом, отсев в угол и прижимая ко рту бумажное полотенце, предложенное Выходцевым, еще пять минут приводил дыхание в порядок. За то время, пока он восстанавливал свою способность разговаривать, судья со следователем успели напиться чаю и доесть сало. Едва свистящее дыхание в углу стихло, Выходцев размял в пепельнице докуренную сигарету:

– Итак, гражданин Базаев… В ходе предыдущего разговора мы выяснили, что подозреваемый глубоко осознал свою вину перед обществом и встал на путь раскаяния. Именно это обстоятельство подвигло его на понимание необходимости рассказать правду. Чувство вины перед обществом, внутри которого подозреваемый ведет паразитический, антисоциальный образ жизни, заставило его вновь пересмотреть шкалу жизненных приоритетов и отказаться от преследования достижений ложных ценностей. Стремление вновь оказаться в первых шеренгах строителей демократической, свободной от криминала жизни позволило подозреваемому переосмыслить весь ранее пройденный путь… Базаев, я эту ахинею могу нести до самой пенсии. Когда поймешь, что гораздо безболезненнее говорить самому, нежели меня слушать, можешь смело вклиниваться в мой диалог.

– Это Саша распорядился забрать у судьи, в гостинице, документы… – Базаев виновато кашлянул в замызганное полотенце.

– А с этого момента, как говорил покойный Шерлок Холмс, прошу вас, гражданин Базаев, рассказывать все очень подробно. Кто есть Саша?

– Я фамилии его не знаю. Погоняло – Бес. Он правая рука Лисса.

– Базаев! – прервал горца Струге. – А ведь вы в Москве не живете. Правда?

– Не живу. Ну и что?

– Теперь ты понимаешь, Боря, почему по местной дактилоскопической картотеке его пальцы не всплыли? Понимаешь, почему экспертам пришлось пробивать его по федеральной базе данных? Потому что Лисс не стал нанимать для работы по Феклистову местную братву, а привез ее с собой. Из какого города вы приехали, Базаев?

– Из Мрянска. – Базаев никак не мог простить своего унижения, однако понимал, что лучше дракона не дразнить. – Я мало что знаю. Саша велел мне и еще двоим пацанам отследить в гостинице Струге и забрать у него какие-то документы. Он и сам пошел, чтобы убедиться, что дело будет сделано. Какие документы – я не знаю. Саша в такие дела нас не посвящает.

– Где сейчас находится упомянутый тобой Лисс?

– Я не знаю. У него есть квартира на Борисовских прудах. Еще слышал про дом на Рублевском шоссе. Но там я не был.

– Что о Саше?

– Бес всегда с Лиссом. Если хотите найти Сашу – ищите Лисса. Если хотите узнать точное местонахождение в данный момент Лисса – спросите об этом у Саши. Но никто из людей моего уровня не может об этом знать. Я знаю лишь, кто получил приказ от Саши забрать у Струге документы. Это Салют. Он живет на Черняховской, в «доме писателей».

– Салют? Какое интересное погоняло. – Выходцев как-то странно ухмыльнулся. – Он любит салюты? Взрывы, фейерверки, да?

– Он в Чечне сапером был.

– Как интересно переплетаются судьбы людей, – заметил Струге. – На Кавказе эти двое «мочили» друг друга, а в Москве объединились под одним флагом. В самом ближнем, по удалению, «мирном» городе России…