– Лейте! Лейте на бинт!

Я лью коньяк на бинт, а его светлость делает все остальное: обрабатывает и перевязывает рану.

– Спасибо, князь! Век помнить буду… – бормочет человек с перебинтованной ногой.

Князь?

Машинист орет что-то маловразумительное, его помощники отцепляют хвост поезда, и паровоз утаскивает голову вместе с поврежденными вагонами к стрелке. После нескольких хитрых маневров и движения задним ходом, поезд возвращается уже в укороченном составе, но зато без лишней нагрузки.

– По вагонам! Несите раненых в вагоны!

Я организовываю погрузку, пользуясь авторитетом золотых погон и командирским рыком. Князь-доктор отдает распоряжения по поводу тяжелораненых, машинист распекает проводников…

Через четверть часа эшелон малым ходом втягивается под сень вековых деревьев хвойного леса.

Я стою у открытых дверей и гляжу на проплывающие мимо стволы сосен, прислушиваюсь к звукам приближающихся разрывов авиабомб (да сколько их там, этих цеппелинов-то?), и радостно различаю гул моторов родной авиации. Летят, орлы!

– Господин поручик, можно вас?

– Да-да..

Его светлость пытается вытереть окровавленные ладони об одежду, потом пожимает плечами и говорит:

– Ни одной чистой рубашки. Не ожидал такого вот… Ехал налегке…

– Так вам переодеться? У нас с вами вроде один размер! Ради Бога, доктор, пройдемте в мое купе, возьмете что нужно…

У меня правда кое-что было из гражданского.

Я специально не назвал его "светлостью", хотел посмотреть на реакцию, а ему хоть бы что – и ухом не повел.

Не знаю, черт побери, как у него это вышло, но моя весьма скромная серая сорочка и коричневые брюки смотрелись на нем куда как аристократично! Правда, запонки он вставил свои.

– Благодарю, поручик… На станции сочтемся!

– А можно прямо сейчас?

– Что – сейчас?