– Лимончику-с не желаете? – оказывается, проводник все еще стоял в дверях.

– Лимончику? Шикарно живем!

Проводник истово перекрестился:

– Слава Господу и Его Высочеству, дела на лад идут, вот как юг и побережье от супостатов освободили – оттуда и лимончики-с… И чаёк, опять же!

Солнечного цвета ломтик булькнул, погружаясь в чай, дверь купе задвинулась с характерным звуком, я отпил горячего ароматного напитка, в котором теперь чувствовался почти забытый вкус цитрусовой свежести, и блаженно зажмурился, откинувшись на спинку мягкого дивана.

…Громыхнуло так, что стакан слетел со стола, грянулся об пол, рассыпавшись тысячью осколков и звякнув серебрянным подстаканником.

Я сильно приложился затылком о какую-то деревянную финтифлюшку, и услышал скрежет металла о металл – поезд стремительно тормозил. Снаружи кто-то орал благим матом, хлопали двери, слышался треск и грохот.

Чей-то истеричный голос моментально всё прояснил:

– Цеппелин!!!

Где-то высоко в облаках сейчас парит огромная серебристая штуковина и сыплет, сыплет из своей необъятной утробы смертоносные фугасные подарки…

Одновременно с этими мыслями я подхватил планшет с документами, шинель, дернул револьвер из кобуры и долбанул рукояткой по стеклу. Проклятье!

Это имперская железная дорога, стекла тут что надо, так что ничего кроме ноющей боли в кисти руки я не добился. Цепляясь шинелью за элементы интерьера я выбрался в коридор и побежал ко входу. Оставаться в консервной банке вагона во время бомбардировки было бы по меньшей мере идиотизмом.

В тамбуре лежал проводник с залитым кровью лицом и стонал. Я выбросил наружу шинель, повесил на плечо планшет и потащил железнодорожника за подмышки наружу. Из его разбитой головы капала кровь, ноги в кирзовых сапогах стучали по металлическим ступенькам.

Уложив его на шинель я встал во весь рост и огляделся.

Бомбы продолжали падать где-то за хвостом состава, наверное, цеппелин нашел себе другую цель. Наш паровоз пыхтел, выпуская клубы угольно-черного дыма, и по всей видимости, был не поврежден.

Я побежал вдоль состава, матерясь и призывая всех выбираться наружу. Чертов цеппелин расколошматил четыре вагона, один – товарный, два пассажирских и еще один – с лошадьми.

Не знаю, что меня дернуло, но я не выдержал и остановился напротив отъехавшей в сторону двери теплушки. Внутри дико стонала раненая лошадь. Ладонь почувствовала ребристую рукоять револьвера, большой палец взвел курок.

Шестизарядный барабан табельного револьвера опустошается очень быстро. Патронов мне хватило, потому что три из восьми лошадей были убиты разрывом бомбы наповал.

Понятно, что глупо. Понятно, что рядом, может, люди умирают. Просто совсем невыносимо было слышать, невозможно было делать что-то еще….

В одном из пассажирских вагонов обрушилась крыша, кто-то взывал о помощи из-под развалин. Я подумал, что очень хорошо, что поезд полупустой, иначе все было бы гораздо хуже.