– О твоей семье, Федя. Как считаешь, стоит мне порешить их всех? Ну чтобы другим неповадно было?

– Я тебя знать не знал, пока ты не появился на моем подворье.

– Ляха Михайлу Романова ты, конечно, не знал. А вот Михаила Федоровича Романова – очень даже. И говорю я сейчас о семье моего сына Петра. Припоминаешь?

– Го-о-осподи-и-и… Ну ладно бы еще назвался внебрачным сынком, решившим посчитаться за старшего брата. Благо Михаил Федорович никогда не был монахом. Но не-эт, нам обязательно самим боярином назваться нужно. Так хочется занять стол Пограничного? Так закатай губу, тебе не светит.

– А зачем мне Пограничный? Меня и Оскол вполне устраивает. И всего я добьюсь сам. К тому же там обнаружилась руда, по качеству немногим уступающая той, что в Рудном. Только я из нее сталь стану варить куда лучше. И уголь мне не нужен. Мне лучшего качества станут поставлять половцы, ниже по Северскому Донцу есть копи, да такие, что уголь из Угольного и рядом не стоит. Хотя могу обойтись и без таких трудов. О часовой мастерской в Пограничном знаешь, поди. Как наверняка слышал и о зеркалах, что позапрошлой весной появились в Царьграде. Дорогой товар и, по слухам, вроде как с Руси. Ты наверняка уж все ноги сбил в поисках. Так то моя работа. Вот и выходит, что мне Пограничный без надобности. Я спрос хочу учинить с предателя.

– Врешь ты все.

– А давай мы с тобой поиграем в игру. Ты станешь задавать мне вопросы, а я на них отвечать. Данила долго противился. Но потом убедился, что я – это я.

– И чего же ты тогда его не порешил?

– А оттого, что он раскрыл заговор, который учинил мой сын, и поступил сообразно с долгом, отводя от Руси замятню. Вы же с князем Владимиром удумали душегубство из-за серебра. А потому вам нет и не будет прощения.

– Ну так режь. Чего тянешь? Вот он я.

– Э не-эт, Федя. Ты, сучонок, сначала поверишь в то, что я с того света явился, чтобы спрос учинить, и только потом издохнешь. Не желаешь спрашивать? Ладно. Тогда я сам расскажу, кто ты есть и с чем тебя едят…

Романову было несложно вспомнить о Мечникове все. Да даже и вспоминать не пришлось. Достаточно было просто извлечь из памяти сведения, хранившиеся там, как на жестком диске. Это оказалось куда проще и быстрее, чем озвучить всплывшую информацию.

В какой-то момент Федор не выдержал и, как ему казалось, уличил говорившего на лжи. Но после непродолжительных препирательств и уточнений со стороны Михаила он все же сумел припомнить, что не прав, хотя открыто признавать это не спешил. Ну а Романов и не настаивал. С него было вполне достаточно уловить нечто в облике или взгляде, указывающее на то, что тот вспомнил, как было на самом деле.

Одним словом, практически один в один повторилась история с Данилой. Разве только тут не было Ксении, да опаивать Федора зельем никакого смысла. Незачем. Потому что никто не собирался его отпускать и сотрудничать с ним впредь.

– Все, что я сделал, я делал на благо Руси. Казна была пуста, князю нужно было серебро, чтобы продолжить набор и содержание надельного войска. Иных средств не было. Нужно было выправлять положение, – наконец окончательно поверив, угрюмо произнес Федор.

– Ну так и постригли бы Петра в монахи, да приставили к его сыну воспитателя, да наложили бы виру на князя. Но не-эт. Владимир возжелал все, а ты ему в этом помогал. А потом еще и ума дать не смогли тому, что работало исправно.

– Тогда это решение казалось правильным.

– А Алия?

– С ней и впрямь вышло случайно. Она дралась и пала с оружием в руках. Поначалу никто и знать не знал, кто именно попал им под мечи. Михаил Федорович, моя семья ни при чем. Меня истязай, как пса на цепи держи, убей, воскреси и опять убей. Но их не трогай. Богом молю.

– За свои дела ты ответишь сам. И истязать тебя у меня нет никакого желания. Но и прощения ты не получишь.