Я вернулся на Мэйн-стрит, купил пару газет, последний выпуск журнала «Роллинг Стоунз» и отправился в кафе «У Йоргансена», где уселся за высоким столиком у окна. Оттуда мне было прекрасно видно дверь дома 109А. Я заказал кофе и булочку и, устроившись на стуле поудобнее, принялся читать и ждать.

Во всех газетах писали о находке у озера, хотя никаких особых подробностей, кроме тех, что я уже знал из телевизионных репортажей, не было. Впрочем, кто-то раздобыл старую фотографию Фолкнера и первых четырех семей, которые отправились с ним на север.

Глава общины был высокий мужчина, просто одетый, с длинными темными волосами, очень прямыми черными бровями и впалыми щеками. Даже на фотографии плохого качества было заметно, что это человек, обладающий харизмой. Ему было около сорока, жена — чуть старше. Сыну и дочери около семнадцати и шестнадцати лет соответственно, на фото они стояли перед родителями. Видимо, Фолкнер довольно рано стал отцом.

И, хотя я знал, что фотографию сделали в шестидесятые, складывалось впечатление, что эти люди могли принадлежать любому времени — такими застывшими и узнаваемыми были их лица и позы. Было что-то вневременное в их фигурах и в их вере в возможность отстраниться от мира — два десятка обычных людей, мечтающих об утопии посвящения себя служению во славу Господа. Из краткой подписи следовало, что местный землевладелец, человек весьма набожный, сдал им в аренду участок на условиях предоплаты из расчета один доллар за акр. Ближайшим поселением был городок Орлиное Озеро на севере, но жизнь в нем постепенно замирала, лесопилки закрывались, население уменьшалось. Туризм мог бы оживить этот край, но в 1963 Фолкнер и его последователи были предоставлены сами себе и сами были вынуждены обеспечивать себе условия выживания.

Я стал разглядывать религиозную брошюрку. Если вкратце описать ее содержание, это была чистой воды агитка, цель которой сводилась к тому, чтобы вызвать у любого читателя жгучее желание поскорее избавиться от всей имеющейся при себе наличности, а также всякой мелочи на банковском счете. На обложке была интересная иллюстрация в средневековом стиле — скорее всего, сцена Страшного Суда: рогатые черти разрывают тела грешников, а на все это сверху взирает Господь в окружении праведников, которые при жизни творили добрые дела и не жалели пожертвований. Я заметил, что в среднем на одного праведника приходилось около пяти греховодников. С учетом всего, шансы на спасение для большинства моих знакомых выглядели неутешительно. Под картинкой была цитата: «И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих пред Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими» (Откровение, 20:12).

Я с облегчением отложил брошюрку, довольный, что приобрел «Роллинг Стоунз». Следующий час я провел, решая, кто из современных музыкантов — хороших и не очень — имеет шансы на спасение и лучшую долю в загробном мире. Я составил внушительный список, когда вскоре после половины второго из офиса Братства показались мужчина и женщина. Картера Парагона я узнал сразу, зачесанные назад волосы, блестящий серый костюм, елейные манеры. Я просто удивился, что он не оставляет за собой серебристый след.

Его спутница были приблизительно того же возраста, чуть старше сорока, наверное. У нее были прямые темные волосы до плеч, формы тела скрывало темно-синее шерстяное пальто. Ее лицо нельзя было назвать привлекательным: челюсти квадратной формы облекали излишне развитые мускулы на них, как будто она постоянно скрежетала зубами. На лице с мучнисто-белым макияжем выпускника клоунской школы алел рот, но, даже будь она клоуном, вряд ли кто-то стал бы смеяться, глядя на нее. Туфли без каблука не делали женщину меньше: роста в ней было добрых пять футов и десять, а то и одиннадцать дюймов[3], и она возвышалась над Парагоном дюйма на четыре. Взгляд, которым они обменялись, направляясь к Темпл-стрит, был весьма необычным. Казалось, мужчина находится в подчинении у дамы: я заметил, как он поспешно отступил, когда она, закрыв дверь на замок, повернулась к нему, словно боялся попасть ей под ноги.

Я положил на стол купюру в пять долларов, вышел на Мэйн-стрит и направился к своему «мустангу». Пришлось побороть искушение обратиться к ним на улице: было очень интересно узнать, куда они последуют. Красный джип выкатил на Темпл-стрит, проехал мимо меня по стоянке и устремился на юг. Я двигался за ним, сохраняя дистанцию, пока мы не добрались до проезда Кеннеди. Мы миновали здания Уотервиллской средней школы, Пайн-Ридж гольф-курсов, затем джип свернул на Уэб-роуд. Пока было возможно, я выдерживал дистанцию в две-три машины между нами, но направо свернул только «эксплорер», я отстал, насколько было допустимо и, я миновав летное поле, уже было подумал, что потерял их, обнаружив перед собой длинный участок пустой дороги. Я развернулся на сто восемьдесят градусов и поехал назад по той же дороге как раз вовремя, чтобы заметить, как в двухстах ярдах от меня справа вспыхнули тормозные огни джипа. Он свернул на Род-роуд и сейчас как раз направлялся на подъездную дорогу к какому-то дому. Я подоспел вовремя, чтобы заметить, как закрылись черные стальные ворота, и красный корпус автомобиля скрылся из поля зрения за скромным двухэтажным зданием белого цвета с черными жалюзи на окнах и черным орнаментом на фронтоне.

Я припарковался напротив ворот, подождал минут пять, а потом нажал кнопку переговорного устройства. Я заметил, что и здесь за посетителями следит «рыбий глаз» встроенный системы видеонаблюдения, и прикрыл его рукой.

— Да? — послышался голос мисс Торрэнс.

— Посыльный из службы доставки UPS, — ответил я.

Пока мисс Торрэнс пыталась сообразить, что случилось с видеокамерой, несколько мгновений царила тишина, потом голос сообщил, что сейчас она выйдет ко мне. Я не исключал, что она может пригласить меня в дом и закрыл глазок камеры рукой, стараясь не попадаться в зону видимости. Только когда мисс Торрэнс была практически у ворот, я сменил положение. Выражение лица у нее, мягко говоря не назовешь радушным, но, скорее всего, так она встречала всех посетителей. Даже Иисус Христос не мог бы рассчитывать на более радушный прием.

— Меня зовут Чарли Паркер, я частный детектив. Я хотел бы поговорить с мистером Парагоном, — эти слова стали чем-то вроде мантры, правда, не содержали в себе никакого значения.

Выражение лица мисс Торрэнс оставалось таким непроницаемым и твердым, что, материализуй его в предмет, им можно было бы обрабатывать алмазы:

— Я уже сказала вам, сейчас это невозможно, — последовал ответ.

— Действительно, мистер Парагон прямо какой-то неуловимый, — заметил я. — Вы что, сдуваете его и прячете в коробку, когда он становится не нужен?

— Боюсь, мне больше нечего добавить, мистер Паркер. Пожалуйста, уходите, или я вызову полицию. Вы преследуете господина Парагона.

— Нет, поправил я, — я преследовал бы его, если бы нашел. Сейчас же я досаждаю вам, мисс Торрэнс. Вы ведь мисс Торрэнс, не так ли? Вы чем-то недовольны? Определенно, у вас очень недовольный вид. Настолько недовольный, что я тоже начинаю расстраиваться.

Она одарила меня злобным взглядом и мягко добавила:

— Убирайтесь к чертовой матери, мистер Паркер. Я доверительно наклонился к ней: