– Половина персонала слегла с каким-то вирусом, работников нет. И ты видела наплыв детей, – вытаскивает очередную марлевую повязку и вытирает ей лоб.

Яркие пятна румянца доказывают мою теорию о температуре.

– Давай я тебя заменю, – поправляю свою маску, – Трент пробудет здесь не меньше недели, поэтому я все равно не смогу покинуть это здание по собственной воле.

– Ты встречаешься с отцом ребёнка? – она приподнимает брови, я закатываю глаза, – Нет, только не говори, что он тот самый парень из ночного клуба.

– Не спрашивай, – ирония судьбы, не иначе, как ещё объяснить подобное.

– Шикарно. Он знает, что ты ждёшь ребёнка? – я киваю головой. – Прикольно, не забудь пригласительное послать, когда решитесь пожениться.

– Это вряд ли, – отвечаю ей

Мимо нас проходит заведующий отделением, его цепкий взгляд тут же мечется между нами.

– Ты тоже заболела? – задаёт вопрос Одри, – Что такое происходит? Если не кишечная палочка, то вирусная. Я прям, не знаю уже кого кем заменить, сам держусь из последних сил. Вы тоже получили прививку от гриппа?

– Эмерсон единственная избежала этой участи, – вымученно произносит Одри, – Можно я схожу в процедурный и выпью жаропонижающие?

– Мне кажется, вам надо отправляться домой и просто вызвать всех, кто находится в отпуске, – говорю я, брызгаю на руки антисептический гель и растираю.

– Ты сможешь остаться? – Роджер Хоффман озадачен происходящим, очень редко происходит подобное, но человеческий фактор невозможно исключить. – Трой сообщил о том, что ты позже уйдёшь в декрет, и просил не беспокоить тебя.

– Все нормально, я останусь. Вы пока вызовите команду. Мне необходимо сделать кое-какое дело, и я вернусь, – направляюсь к Хоуку.

По пути проверяю почту, быстро пишу Трою, что позже он может зайти ко мне, если, конечно, тоже не подхватил заразу. Огромный холл отделения интенсивной терапии со стенами, выкрашенными в жёлтый. Множество картин, нарисованных детками, украшают стены. Фотографии около кабинетов акушера больше похожи на выставку отличных работ мастеров, на них изображены мамы с новорождёнными детьми. Улыбаюсь, ведь очень скоро я тоже буду украшать эту стену. Момент рождения, пожалуй, самый важный в жизни матери и ребёнка.

За стеклом я вижу сидящего на одном из стульев Хоука, его локти упираются в колени, лицо спрятал в ладони. Удлинённые на макушке черные волосы упали на лицо. Со стороны может показаться, что он плачет, медленное движение, он растопыривает пальцы, проводит ими вниз, нажимает на глазницы.

Нас вытащили из кровати посреди ночи, когда мы решили повторить наше сексуальное исследование тел. Теперь мы оба, практически не спавшие всю ночь, несколько вымотаны. Но в тоже время бодрость от проведённой ночи, лёгкая боль в теле тянущей негой разливается по телу. Я чувствую себя одной из палочек «твикс», которую всю ночь поливали тягучей и сладкой карамелью.

Хоук замечает меня и поднимает два пальца вверх, затем опускает их вниз, на манер отличного дрессировщика, призывающего подойти к ноге. Я немного кривлюсь от странного сравнения, не считаю себя собакой. Останавливаюсь напротив него прямо через стекло, он вопросительно приподнимает бровь, словно спрашивая, что со мной происходит. Выкидываю из головы дурные мысли и захожу в комнату ожидания. Он тут же обнимает меня за талию и притягивает к себе, широко расставив ноги, ставит между ними, упираясь лбом в мой пока ещё плоский живот.

– Я бл*дь так устал от всего происходящего, – крепче прижимает меня к себе, руки начинают трястись. Этот момент кажется таким интимным и в то же время нежным. Ко мне ни один мужчина не относился подобным образом. Нежность в сочетании с силой, с которой он захватывает моё тело, душу и сердце. Именно захватывает, потому что иначе это никак невозможно описать. Я чувствую его трепетное отношение, как он учится, словно маленький ребёнок, делать крохотные шаги навстречу к чувствам. То же самое происходит со мной, очень аккуратно я прикасаюсь к его густым волосам, запутываюсь в них пальцами, с бешено бьющимся сердцем ощущаю…влюблённость.

– Все будет хорошо. Операция очень тяжёлая и трудоёмкая. Подожди немного. Скоро нам все сообщат, – он поднимает голову, его карие глаза завораживают, не оставляя мне никакого шанса на побег. И дело не в сексе, который был у нас ночью, а в нем. В его поведении, манерах и руках, способных вызывать во мне эту бурю эмоций, вихрем сносящую все вокруг. Провожу пальцем по белому пятну на его скуле.

– Это ожог? – пытаюсь отвлечь его от мыслей о ребёнке.