— Давай, Эм! — кричит Стефани. Кричит так, что у меня закладывает на миг барабанные перепонки. Зато не вздрогнула, уже плюс.

Стефани мечется по кровати, ее наручники прорвали кожу запястий и лодыжек, мокрые от пота волосы облепляют лицо, мертвенно белые губы треснули, потому что слишком сухие, по подбородку струится кровь, она темная и густая из-за дополнительного железа, которое мы колем.

Стеф выглядит… Как наркоман, пытающийся слезть. Хотя почему как? Если убрать патетику, то так оно, по сути, и есть. Стефани — наркоманка со стажем. Тощая, изможденная, огромные синяки под глазами, шелушащаяся кожа, вены, вздувающиеся на шее.

Ее выгибает и крутит на кровати, из глаз текут слезы, из носа — сопли.

— Нет, — я качаю головой, стараюсь, чтобы голос звучал твердо. — На сегодня все.

Девушка косится на пустой шприц в моих руках. Выгибается снова почти дугой, дергает ногами, сильнее натягивая цепи, хотя до этого казалось, что сильнее уже некуда. До лопнувших мышц. Я слышу, как они рвутся. И поглядываю на капельницы. Девушка мечется, и катетеры и иголки вполне могут выскользнуть из тонких рук.

Ее рубашка задирается, обнажает впалый живот и торчащие ребра. Стеф и правда как скелет, хотя мы следим за ее питанием.

— Сучка совета! — выплевывает она. — Тварь. Вы все здесь одинаковые! Конченые уроды, способные лишь на пытки! Кто там сегодня за этим гребаным стеклом? Кто дрочит на меня сейчас?!

— Подержите ее, — холодно приказываю двум парням в дверях.

Санитары реагируют тут же, прижимают орущую, визжащую и брыкающуюся Стеф к матрасу, я наклоняюсь к ней, вытаскиваю костлявую руку, накладываю жгут и втыкаю иглу.

— Ты же нормальная, Эмили, — девушка прекращает орать и вырываться, как только чувствует укол, чувствует не сразу, потому что реакции замедленные. Вместо крика сейчас скулеж. Жалкий. Как щенок в минус сорок на пустынной дороге. — Зачем ты делаешь это? Почему…

Я отключаюсь, просто перестаю ее слушать, продолжая набирать кровь. Все, что она говорит — бред и побочка. Оно не стоит внимания, а любая попытка что-то ответить обернется еще большей истерикой.

Через минуту я затыкаю пробирку и выпрямляюсь, направляясь к двери.

Сегодня Стеф продержалась дольше.

— Что думаешь? — спрашивает Дилан, когда я вхожу в соседнюю комнату, стараясь не смотреть в зеркало. Оно двустороннее, и я вижу, как Стеф все еще корчится. Тут темно, только тускло светятся мониторы компьютеров, тихо жужжит под потолком кондиционер, окон нет.

— Не понятно пока, — качаю головой и передаю пробирку лаборанту. Я не знаю его имени и не хочу знать, хотя бейдж на его груди будто подсвечен изнутри. Лаборанты здесь меняются как кадры черного-белого фильма в быстрой перемотке. Оборотень забирает пробирку и выскальзывает из комнаты, второй, тот, что сидит рядом с Ланом, не обращая на меня внимания, шустро набирает данные. Он как заведенная мартышка с барабаном: щелк-щелк-щелк. Клацает и клацает, не отрывая взгляда от окна, сука, в Нарнию, на голове — наушники.