— «Я старая пигалица! А ты давай спускайся!» — Господи, зачем я это написала?

Быстро убираю телефон в сумочку, пока ещё какую-нибудь глупость не сморозила. Спускаюсь вниз. Никто не знает меня и никто внимание не обращает, а те, кто знает, не видят. Беру заранее приготовленный микрофон и вспоминаю вечер, когда впервые увидела Богдана. В сердце больно кольнуло. Как так-то? Почему не получилось? Неужели один из нас вырос, а другой ещё не готов принять взрослую жизнь? Со спины наблюдаю за любимым и как любезничает с какой-то особой. Ревность? Нет! Просто на её месте могла бы стоять я и мило общаться, но видимо не судьба.

— Эх, — сильно сжимаю микрофон, достигнув своей точки.

Прожектор зажжётся надо мной, когда начнется второй куплет. А пока тихо стою и стараюсь ровно дышать. Никто меня не замечает, внимательно слушают поздравления, с которых начала Мила. Она молодец, так грациозно ведет себя на сцене. Напоминает мне снежную королеву из сказки, холодная, строгая, важная, но очень притягательная. Это песня однозначно будет про неё в данной ситуации, а я так… причина.

— Я очень долго готовила поздравления своему дорогому мужу. Но чтобы я не сказала, даже самые искренние слова, будут банальны и сотни раз заезжены. Я решила спеть, и спеть не одна, а с дорогим ему человеком, заодно и познакомить вас, — Богдан сразу просек и завертел головой, но возле меня стоит довольно крупный мужчина и я спряталась. Сейчас мне его взгляд меньше всего нужен, ещё насмотрится.

Музыка расплылась по всему залу, сердце застыло. И так пафосно шагнула Милана ближе к краю и запела.

— «Вчера опять на первой полосе…» — она великолепна! Была бы я мужчиной, то кусала бы локти, что такая и не со мной, — «Все остальные с тени…» — её наверно сейчас все присутствующие женщины возненавидят. — «Ну, извини»! — а вот моя очередь!

Берем себя в руки. Нужно учиться у старших, как себя подавать. Я утру нос всем мажористым девкам, которые так и вьются около моего мужика! Моего? Я же сама его отпустила, и у меня нет к нему претензий. Или есть? Прожектор загорелся над моей головой и вокруг стоящие, увидев микрофон в моей руке, тут же расступились, простилая дорожку к самой сцене. Я буду на высоте, хотя бы ради себя, ради папы, ради Милы, хотя та больше для себя старалась и так понятно (хотела выпендриться перед старшим Хмельновым — месть за прошлое), ради своего малыша, чтобы завтра ему не было стыдно, пересматривая семейное видео со дня рождения его деда.

— «Валяйте, говорите обо мне…» — медленно, но уверенно зашагала, услышав себя на весь зал, это меня всегда бодрило. Иду мимо всех, кидая гордый и уверенный взгляд. Голос выплывает из самой глубины души, что очень редко у меня получалось ранее. — «Живу я только с тем, кого хочу…» — дарю наглый и уверенный взгляд сначала Михаилу, а потом Богдану, которые стоят не так далеко друг от друга. Те же в ответ в ступоре, осталось им только челюсти подобрать. — «Я буду петь завистников, дразня в эпоху эту имени меня. Не падая в цене и вечно на коне…» — Маринка смотрит, невероятно восхищенным взглядом и понимаю, что я действительно на коне.

— «Живи спокойно страна!» — поднимаюсь на сцену и дальше, мы уже вместе поем.

Как же банален этот мир, ничем не отличается от того, в котором я раньше вертелась. Мужчины, как голодные волки, брызжут слюной, а женщины солидарно улыбаются, но не стереть с лиц мерзкую ревность к вниманию противоположного пола.

Мы закончили с Миланой, та в ответ гордо улыбнулась, давая понять, что она в восторге. А я рада, что не подвела. Вышел на сцену отец с Маринкой, тоже толкнул пару мудрых речей о жизни, о семье, об ушедшем времени. Маринка быстро сообразила и попросила сделать общий семейный снимок, на что Богдан отводил взгляд, неприятно стало.

— Старайся подноготную свою не рассказывать любопытным, всё равно переврут, — Мила шепнула на ухо. — Я пойду с гостями пообщаюсь. — Лучше соври, что ты из-за границы приехала не так давно.

— Ясно, — киваю. Что врать, если я там не была?

— Отлично выглядишь, — Михаил сзади подошел, подловил момент.

— Спасибо, — улыбаюсь и мне так тепло. Думала, буду триумфально блистать, что мне и без него отлично живется. Но почему-то нет этой злости, нет мести. Свобода вылечила. Не хочется говорить всяких кусающихся гадостей, не хочется задеть за живое. Наверно отпустило.

— Держи, — передает второй бокал шампанского.

— Спасибо, — киваю и молча наблюдаю за ним.

— Поигрался богатенький мальчик и ушел восвояси, — кивнул на Богдана, стоящего в обществе симпатичных женщин. И всё-таки дети все ему тогда рассказали.

— Подошел поглумиться? — он никогда не изменится, а мне слушать не хочется, но всё ещё улыбаюсь и стою. Понимаю, как была права, что ушла.