Нарнбурн бурлит. Возвращаются в заново отстроенные дома обитатели, прибывают в гости семьи студентов, а сами студенты выбираются на прогулки, из окружных поселений существа собираются на рынок с товарами и за ними.

А возле рынка бродячий цирк зазывает посетителей яркими красками, музыкой, призывными криками.

Санаду не знает, сколько он стоит там, глядя на пёстрый шатёр и разукрашенные кибитки, на фигуры в слишком сочных, притягивающих взгляд нарядах. И мурашки щекотными волнами пробегаются по его спине, рукам, занемевшим ногам.

Он не в силах оторваться, развернуться, уйти. Яркий флаг цирка колышется на ветру. Музыка с механическими нотами. Смех. Весёлый звон голосов. Рёв животных. Восхитительная мелодия аплодисментов. Запахи такие знакомые. Санаду кажется, что он застыл, не дышит, его сердце не бьётся. И в то же время кажется, что сердце стучит слишком быстро, а дыхание сбивается от чрезмерной частоты.

Эта магия сильнее настоящего волшебства. Сильнее воли Санаду и решения не посещать подобные места. Магия цирка его практически парализует.

Где-то на фоне Санаду помнит, что вышел в город в надежде выманить Мару и скорее разобраться с этим делом, но… его сердце, кажется, сейчас разорвётся.

Очередной взрыв аплодисментов перекрывает нервный гул, смешивающий все звуки в сознании Санаду в нервное месиво, и Санаду встряхивает головой.

«Какой Бездны?» – думает он.

– Какой Бездны? – через несколько мгновений вторят его губы.

И словно зачарованный, Санаду делает шаг с тротуара на дорогу.

Пересекает её, невольно, почти подсознательно заставляя всех расступаться. Он ледоколом рассекает шебутную, суетливую толпу. Идёт к мерцающему всеми цветами радуги входу в шатёр. Туда, где расхаживают на ходулях клоуны-зазывалы, где продают сладости и воду, сверкают чешуёй и цветными перьями экзотические, такие ужасные на вид, но безобидные животные, где шарманщик крутит ручку, добавляя к всеобщему шуму пронзительное треньканье. Акробатка в почти неприлично открытом костюме, изгибаясь, заступает дорогу Санаду, улыбается ярко накрашенными губами, но густо обведённые глаза не могут скрыть морщинок, тронувших её некогда юную кожу. Будто играючи женщина подставляет чашку с узорно начертанной ценой за вход.

– Не скупитесь, господин! – бодро произносит она.

И Санаду выгребает из кармана монеты – всё запасённое серебро, даже золото. Монеты сыплются, дополняют шум звоном о металлические стенки. А вторая акробатка уже открывает цветную, сверкающую палетками полу шатра, пропуская Санаду в разноцветное, немного душное пространство циркового шатра.

Туда, куда он не собирался больше заходить, чтобы не бередить воспоминания.

Словно в полузабытьи, Санаду поднимается по скрипучей лестнице на возвышение для задних сидений и падает на ближайшее.

На сцене клоуны гоняются друг за другом и поливают водой из брызгалок. Смеются дети. Цветными бабочками летают под куполом. Там готовятся к представлению акробаты и канатоходцы, а из-за цветастых кулис выглядывает ярко накрашенная женщина.

Клоуны разогревают зрителей к выступлению под куполом: барабанная дробь, вспышки цветных направленных лучей, блеск гибких тел в головокружительных прыжках и полётах, едва уловимые стальные вспышки страховочных нитей, грохот аплодисментов, пьянящий восторг зрителей. И самый восхитительный момент – трюки без страховки.

Затем – выступление дрессированных животных.

Снова клоуны, отвлекающие внимание от уборки реквизита.

Фокусники.