Остальные плакаты я прочитать не успела, но обалдела знатно. Но чему удивляться? Вряд ли местные бы пошли на мое место даже к Федро и Ассии. Все-таки четыреста гелдов за такой график — очень мало. Впрочем, о чем это я? Разве для меня это новость?..
На улицах стало как-то много полиции и гвардейцев. Диссфор все стоял, и остальной транспорт тоже не двигался, разве что откуда-то выскакивали мигранты и присоединялись к бунтующим. Но большинство не горело желанием вмешиваться, как и я. Это подавят, и подавят быстро, кроме того, это принесет большой ущерб людям, которые ни к чему не причастны, вон кто-то бросил коляску, выхватив из нее ребенка, потому что так бежать быстрее…
То и дело пробегали гвардейцы, выскакивал какой-то мигрант и несся куда-то, его никто не останавливал. Мы сидели в духоте еще долго, пока солнце не стало скрываться за крышами, а улицы немного поутихли. Тогда водитель открыл двери и нас выпустил.
Я была в полном трансе. Как мне теперь добраться домой? Пешком? Хорошо если я к утру буду! Вздохнув, я залезла обратно в диссфор и спросила водителя:
— Боно, мне нужно на портовые улицы. Очень нужно. Как мне туда попасть?
Он покосился на меня через плечо.
— Боно, мне правда надо. — Только не говорить, что я мигрантка. — Моя хозяйка недавно родила, я няня, она отпустила меня только на один день.
— Вон, — он указал пальцем куда-то за дома, — пройдете туда, бонна, через пару кварталов, если все уцелело, стоят наемные экипажи. Но стоить это будет гелдов восемьдесят… видите, что творится?
Восемьдесят гелдов. Я поблагодарила водителя и вышла. Где-то что-то горело, и я не знала, тушили ли пожар. Смеркалось, и в городе было пугающе тихо, если не считать редких уже криков, свиста и сирен. Я добралась до стоянки, когда уже совсем стемнело, и в последний момент успела запрыгнуть в экипаж, идущий в нужном мне направлении. Это обошлось мне в пятьдесят гелдов, и я была счастлива.
Высадили меня довольно далеко от трактира Федро, и еще полчаса я ползла, еле переставляя ноги, голодная, уставшая до полусмерти и напуганная. Для меня это все кончится плохо, и дело не только в том, что я пнула боно. Вообще. Я тоже мигрантка, и, конечно, никто не вернет нас домой. А вот устроить веселую жизнь вполне может.
Трактир был закрыт, но цел. До этого места волнения вообще не докатились, но все уже знали, как я поняла. Я открыла служебный вход своим ключом, вошла, тут же заперла дверь обратно и побрела к дому. А когда постучала, смертельно боясь, что мне не ответят, и мне открыл Федро и обнял меня, я просто расплакалась.
Глава девятнадцатая
Следующие дни трактир не работал. Ходили слухи, что идут проверки, и поэтому Федро не стал рисковать и открываться. Ассия занималась детьми, у нее появилась еще и няня, не мигрантка, а дочка одного из владельцев местной гостинички, я оказалась немного не у дел и, выпросив у Федро краску и валик, наводила на кухне красоту.
Работа отвлекала от тяжелых мыслей. Я красила стены в одном месте, пока они сохли, отмывала столы и посуду, расставляла затем все в уже приведенном в порядок углу с еще большей эргономичностью. Посмотрев на мои потуги, Федро присоединился, и работа пошла вдвое быстрей, потом он притащил откуда-то сквозные стеллажи, на которых я расставила посуду, с другой стороны мы поставили столы для грязной посуды — красота! Единственное, чего не хватало, это, конечно, водопровода. Но что делать, придется носиться с ведрами.
Под вечер второго дня к нам явилась полиция. Не наша, неповоротливая, а городская, и долго проверяла мои документы. Федро стоял у них над душой и пыхтел, я старалась слиться с мебелью. Видимо, почуяв неладное, внезапно явилась Ассия со всеми тремя детьми и ласково поинтересовалась, что уважаемые блюстители закона здесь забыли. Полицейские, узрев добродетельную бонну, резко изменились в лицах, растеклись в приторных улыбках, быстро отдали документы Федро и убедительно заверили, что все в порядке и никто больше не посмеет тревожить покой добродетельной бонны и ее славного потомства.
— Козлы! — отчетливо сказал средний сынишка, когда за полицией закрылась дверь.
— Менго! — Федро недовольно обернулся. — Где ты слышал это нехорошее слово?
— От мамы, — сразу ответил ничуть не смутившийся ребенок. — Она еще говорила, что…
— Не надо, милый, папа знает, что я о них думаю, — со смешком остановила его Ассия. — Но ты же помнишь, что говорить такое на людях нельзя?
— Конечно, — важно кивнул Менго, а я подумала, что Ассия и в самом деле ну очень далеко не дура. И дети у нее умницы без всяких доплат шарлатанам под видом докторов.