Я мог наблюдать из окна трамвая за суетившимися на улицах города после рабочего дня людьми. Они непрерывным потоком входили и выходили из магазинов с покупками. Город был похож на громадный муравейник. Всё жило, и всё шевелилось. Харьков – город громадный, относительно ровный своим ландшафтом, красивый своими постройками, однако же в нём было мало зелени.

Я приехал. Вот и парадный подъезд, широкая мраморная лестница с двух сторон ограничивалась красивыми дубовыми перилами. Вряд ли нашей современности суждено быть свидетелем строительства таких жилых домов. Их строили некогда богатые люди, строили со вкусом заграничных архитекторов. Когда-то, по всей вероятности, это было возможным.

Меня встретила Соня. Описать её вид при встрече тяжело, ибо она то смеялась, целуя меня, то тут же плакала от той же радости. Она не знала, что со мной делать, пока я не предложил ей, что лучше будет, если я зайду и закрою за собой дверь. Соня не давала мне говорить, любуясь и восхищаясь моим внешним видом бравого, только испечённого офицера.

Да, это была моя тётя Соня. Та самая тётя Соня, у которой я постоянно воровал сушёные фрукты во время войны. Это та самая тётя Соня, которая могла ругать, проклинать, грозить, но всегда делала это любя, даже очень любя.

Детей у Бляхеров не было, так уж наказала их жизнь. Но жили они очень хорошо, любили друг друга, были преданы друг другу и всегда находили общий язык. Жизнь их изменилась с тех пор, как в семье появился ребёнок. Это моя двоюродная младшая сестра, дочь Яши, брата Сони и моей матери. Асю они удочерили сразу по окончании войны, забрав её из детдома.

Заброшенная раннее, Ася оказалась в семье, где очень любили детей, в изумительных бытовых условиях. С Асей я виделся последний раз в 1942 году. Ей было два или два с половиной годика. Сегодня я встретился с пятнадцатилетней девицей, девицей в полном смысле этого слова. Хорошенькая, ухоженная, она была лучом солнца в доме Бляхеров. Мы долго беседовали.

Вернулся с работы Гриша. Крики восторгов.

– Посмотрите на него! Это Вэйдил! – так он называл меня в детстве.

Он подошёл ко мне, и мы крепко обнялись.

А Соня и Ася уже накрывали на стол. Соня бегала на кухню и всё время приговаривала:

– Боже, вы посмотрите, какой он красавиц! Как ему идёт военная форма!

На столе стояла тарелка с котлетами, и я вспомнил Сонины котлеты. Каждая из них была громадной, и клала она всегда по две. Однажды я не пожелал взять две. Соня положила вторую и добавила:

– Вадюся, Сонины котлеты кушать не надо, они сами в рот лезут.

Она была права. Величина пугала, но стоило откусить от котлеты кусок, как запах и вкус заставляли забыть о величине.

Мы выпили и разговаривали, вспоминая былые времена, годы прошедшей войны. Вспоминали близких ушедших и тех, кто сегодня жил в разных городах нашей необъятной Родины. Все были разбросаны: кто в Минске, кто в Киеве, кто в Харькове, кто в Ташкенте, кто-то даже в Кременчуге.

Гриша предложил мне поехать в Бердичев:

– Заедем к моей сестре и побываем на могиле у бабушки.

Я согласился не раздумывая. Мне не довелось быть на похоронах, и пропустить такую возможность я не мог.

Я сообщил Бляхерам о моей встрече с Марией Петровной Сытник, напомнив, что её отец был зубным врачом. Гриша вспомнил. Я сообщил им, чтобы они были готовы принимать на этой неделе гостей. Придёт Мария Петровна с дочкой Юлей. Их ожидала очень приятная встреча и очень много воспоминаний.

Мы долго беседовали о разном. Страсти накалялись, когда шёл разговор об Асе. Девочка взрослела, и Соня беспокоилась о её будущем. Она твёрдо решила взять на себя инициативу по подбору Асе жениха.