— За что именно ты извиняешься? За попытку сдать меня Каллену или причинить боль Сойеру?

Он наклоняет голову, не желая встречаться со мной взглядом.

— За все. И я… говорил честно. Я могу спать в другом месте. Твой друг прав. Я не заслуживаю доброты, которую ты проявляешь ко мне.

— Заманчиво, но нет, — начинаю я, скрещивая руки на груди. — Я тебе не доверяю, поэтому лучшее место для тебя там, где я могу наблюдать за тобой, — он ничего не говорит, а только кивает, будто говоря, что понимает. Я сужаю глаза и продолжаю. — Но давай проясним одну вещь. Ты здесь не гость. И ты мне не друг.

Он кивает, глядя на свои руки.

— Прости, — снова бормочет он, на этот раз почти шепотом. — Я не хотел, чтобы это произошло.

— И все же это произошло.

— Просто для протокола и… чтобы ты знала… как только я встретил тебя, я понял, что не смогу реализовать планы Каллена, — он делает паузу, его голос становится мягче. — Но он не оставил мне выбора.

— Угроза изгнания?

Майер бросает взгляд на мои глаза, и я вижу бурю, бушующую в их ярко — зеленых глубинах.

— Есть вещи похуже изгнания, Ева.

Я думаю о словах Каллена. Ты любишь ее? Он задал этот вопрос Майеру на пляже в ярости. Какое наказание было бы для Майера, если бы Каллен верил, что Майер влюблен в меня, в предполагаемую невесту Каллена? Смерть конечно, но после пыток.

С трудом сглатывая, я падаю на ближайший стул, и накидка вздымается вокруг меня. У меня болит голова, и я чувствую синяк на лице при каждом движении челюсти. Я не знаю, что еще сказать ему, поэтому позволяю тишине задержаться. Я слышу, как Сойер включает воду наверху, готовясь принять душ, трубы дома скрипят в стенах, измученные так же, как и я.

В конце концов, Майер садится на диван напротив меня, выпрямив спину. Через мгновение он перегибается через подлокотник дивана, его рука находит мою. Я убираю ее, прежде чем он успевает схватиться. Он еще не заслужил этого — не после всего, что произошло.

Я не вижу его выражения, но чувствую, как он вздрагивает.

— Я не хотел тебя обидеть, Ева. Я видел тебя на пляже… и я… я не смог реализовать план Каллена.

— Я помню.

Майер делает паузу. Я чувствую его взгляд на себе, но не встречаюсь с ним. Он кажется задетым. Может, он ждал, что я скажу что — то — что — то, что успокоит его, заставит его думать, что я, в конце концов, прощу его, — что мы сможем вернуться к тому, что было раньше. Что ж, он заблуждается. Я устала потворствовать каждому мужчине, который думает, что имеет на меня право.

— Рыцари Корсики приносят клятву, — говорит он. — Даже в изгнании я не мог игнорировать Каллена, — он качает головой. — Но потом я познакомился с тобой и я… ну, остальное ты знаешь, — он смотрит на меня, и тяжесть его действий отражается в его глазах, в его выражении лица. — Я сожалею обо всем больше, чем ты когда — либо узнаешь.

Эти слова должны быть утешением, но они кажутся пустыми в свете того, что он сделал. Тупая боль в груди нарастает. Я не могу заставить себя смотреть на него.