Габриэла скрестила руки на груди и посмотрела на него. На ее лице читался вызов, который он хорошо помнил. Она, казалось, ждала, что он припомнит дерьмо, вылитое на неё ранее, но здесь он не собирался к этому возвращаться. Он ответил на ее взгляд, молча говоря ей идти к черту, если она этого ждет.

Лицо Габи изменилось, и она вдруг смягчилась. Он видел, как она начала несмело протягивать руку, но он не хотел этого. Он вышел из комнаты.

Дженсен сидел за кухонным столом с Мигелем. Он глотал слова и неудачно пытался поставить домино. Кейси стояла на кухне, опустошая винный холодильник, и закатила глаза.

Мэддокс почувствовал присутствие за своей спиной Габи.

— Пойдем, — сказала она своему сыну скованным, раздражительным тоном. — Давай пойдем домой.

Мигель оторвался от костяшек и заспорил с матерью: — Папа сказал, что я мог бы остаться здесь сегодня, в своей старой комнате.

— Нет, — сказала Габи с абсолютной непреклонностью. — Ты не можешь. Твой дядя собирается остаться здесь, и он не будет нянчиться с тобой.

Мэддокс пожал плечами, раздражаясь от того, как она отшила его.

— Слушай, меня не обременит, если ребенок останется.

Габриэла повернулась к нему.

— Точно, — в неверии спросила она. — Тебя не обременит.

— Пожалуйста, мама, — сказал Мигель тихим голосом.

— Габи, — встрял Дженсен, устало проводя рукой по лицу. — Давай. Что с ним может случиться?

Габи выдохнула с явным раздражением, но смягчилась. Мэддокс усмехнулся, когда мальчишка захлопал в ладоши и триумфально заскакал вокруг. Он понимал, что для Мигеля был чем-то вроде идола. Он говорил правду, он был не против его присутствия.

Дженсен не стоял на ногах. Через полчаса ему было трудно оставаться в вертикальном положении в кресле. Габриэла повела сына укладываться, взглянув на Дженсена, прежде чем скрыться в комнате, напротив зала, через одну от той, где Мэддокс провел свое детство. Комнату, которая стала свидетелем зачатия самого Мигеля.

Мэддокс поклялся молчать, пытаясь оттолкнуть воспоминание о Габи и Дженсене. Его брат неуклюже пытался унести домино, но Кейси осталась на кухне, жадно поглядывая на Мэддокса. Она сжала бедра с небольшой улыбкой, которая говорила обо всех грязных штучках. Мэддокс понял, что если отомстит, то не сможет смотреть на себя. Вчера он смог бы это сделать. Он мог бы схватить жену своего брата, и бессовестно оттрахать ее по полной. Но сегодня все было иначе. Здесь, в присутствии боли и смерти, у него не было желания быть худшей версией самого себя.

Кейси открыто разозлилась, когда Мэддокс проигнорировал ее, помогая Дженсену сесть в пикап. Дженсен долго вставал, но теперь он вынужден был тяжело опираться на Мэддокса, не в состоянии двигаться из-за коленей и бутылки. Несмотря на то, что провел последние десять лет, отказываясь думать о Дженсене, Мэду не нравилось видеть его в таком состоянии. Он знал, что если тот продолжит в том же духе, то ему придется хоронить своего брата слишком рано.

Когда он стоял на потрескавшейся дороге, наблюдая за их отъездом, к нему присоединилась Габи. Температура упала почти на двадцать градусов, так как зашло солнце. Было не холодно, но стало прохладно.

— Прости, — неохотно сказал Мэддокс. — Понимаешь, днем... Я немного потерял голову. Габс, я не думал увидеть тебя снова.

Он услышал ее вздох.