- Отчего же? – я знала, что у Александра все клокочет внутри. – Ненависть порой делает нас сильными.

- Вы воюете с женщинами? Для этого вам нужна сила? – спросила я, понимая, что вывожу его из себя. – Открою вам секрет. Ненавидящий - это тот, кто боится. Боящийся часто нападает, подобно маленькой собачонке. Вы трус.

- Гордую из себя корчишь? Прыгнуть выше головы захотелось? – мне казалось, что даже воздух вокруг нас стал гуще от той самой ненависти, которую источал Потоцкий. – Ославлю тебя так, что до самой Москвы слухи дойдут. Посмотрим, как тогда запоешь.

- Ославите? Что ж… это ваше право. Вы можете носиться со своими сплетнями, как баба в базарный день. Вот только что говорить станете? – я почувствовала как начинаю получать удовольствие от происходящего. – Ах, нет… позвольте я предположу! Вы расскажете, как соблазнили бедную сиротку, а потом, когда жених сиротки заступился за нее, вы струсили. Сначала прятались за спиной вашей матушки, а потом на дуэли с вами даже стреляться никто не стал. Вам просто набили морду, пожалев пуль. Это вы хотите поведать обществу? Я не против. Давайте.

- Дрянь… - его шипение стало свистящим. – Ну ничего, я скоро с удовольствием стану наблюдать за вашим падением. Сама придешь ко мне, в ногах станешь валяться…

- Подите прочь, - прервала я его. – От вас несет помойкой.

В этот момент Таня, наконец, повернулась в мою сторону, и ее брови сошлись на переносице. Она обошла несколько человек, чтобы стать ближе, а потом заняла мое место, оттесняя меня ближе к Аглае Игнатьевне.

Больше я Потоцкого не видела. Мы вернулись домой. И перед тем как спуститься к праздничному столу, я рассказала о случившемся Павлу.

- Ничего он не скажет. Труслив потому что, - успокоил меня муж. – Если снова всплывет история с дуэлью, мало ему не покажется. О ней уже позабыть успели, ну, так я напомню. А вы молодец, Лизонька. Только впредь будьте осторожнее, хорошо? От него можно ждать чего угодно.

Это я и сама прекрасно понимала. Александр явно был психически ненормален, перенося ненависть с убитой им Варвары на ее семью. Потоцкая без зазрения совести грабила Засецких, а ее сынок сходил с ума от душевных мук. Как говорил Сократ: «Сильная страсть часто порождает смертельную ненависть».

Но подолгу размышлять над всем этим, у меня просто не было времени, да особо и не хотелось. У нас хватало работы, начиная от каждодневных забот о здоровье мужа и заканчивая планами на предстоящую весну. Нужно было уже сейчас думать о том, чем засеивать поля и куда сбывать консервацию, ведь незнакомый продукт нужно было как-то прорекламировать. А еще нам с Таней хотелось попробовать разводить овец.

- Не много ли вы на себя взвалить хотите? – Павел по-доброму посмеивался, выслушивая меня. – Лизонька, у нас скоро будет ребенок. Отдадите его нянюшкам и возьметесь за хозяйство?

- Да что ж я овец лично пасти стану? – смеялась я в ответ. – Разве это «взвалила», когда за тебя все делается? Наше дело головой думать.

- И что же вы надумали?

- Разведение овец станет приносить прибыль, если мы выберем мясные породы. Например, романовская… Романовские овцы кормами не перебирают, к болезням невосприимчивы! - начала воодушевленно рассказывать я. - Романовские ягнята к полугоду набирают половину веса взрослого животного, а к году и того больше!

- Откуда вы все это знаете? – Павел, прищурившись, смотрел на меня, и я растерянно замолчала под этим внимательным взглядом.

- У отца нашла книгу об овцеводстве. Заинтересовалась…

А что? Другого объяснения у меня не было. Поэтому оставалось надеяться, что муж поверит в заинтересованность молодой девушки книгами по овцеводству.

- Я, наверное, никогда не устану повторять, что вы поражаете меня, дорогая, - в глазах Павла действительно читалось восхищение, но еще я заметила в них недоверие. Головин точно не был дураком, и вряд ли мое объяснение удовлетворило его. А дальше вопросов станет еще больше.

Но сейчас он не стал давить на меня, пытаться что-то узнать или ставить под сомнения мои слова.