- Чем… чем… - нянюшка пожевала нижнюю губу и положила вязание на колени. – Снимали, значит, мы избу в складчину, готовили угощение… Кашу-ссыпчину, да куриную лапшу, пирог-курник… без него никак. Коли угощения не хватало, дак парни шли у соседей кур воровать! До утра гуляли! Ежели «подкузьмишь» парня на вечёрках, так и замуж за него пойдешь.
- И что ж за воровство парням было? – спросила я, с улыбкой глядя на нянюшку, которая от радостных воспоминаний даже помолодела.
- А ничего. Побранятся люди для порядку, и вся недолга. Оно ж без краденого на столе и праздник пустой! – засмеялась Аглая Игнатьевна. – Люди сами оставляли, чтобы брали к столу… Заведено так в деревне.
В эту минуту за закрытой дверью послышались чьи-то быстрые шаги, и у меня почему-то болезненно сжалось сердце. Даже дышать стало трудно. Раздался стук, а потом в комнату заглянул Захар.
- Барышня… Елизавета Алексеевна… там это… барина привезли… супруга вашего…
Мне показалось, что я сейчас потеряю сознание. Комната поплыла перед глазами, вызывая приступ тошноты.
- О Господи! Тебе дурно?! – Таня бросилась ко мне, но я глубоко вдохнула и спросила севшим голосом:
- Что значит привезли? Он мертв?
- Дышит! Вот только плох он, – Захар не знал, куда деть глаза, комкая шапку. – Что делать, скажите? Мы сейчас с мужиками мигом подсобим!
Я сжала кулаки так сильно, чтобы ногти впились в ладошки. Боль немного привела меня в чувство. Никаких обмороков. Только не сейчас.
- Ох, горе! Ох, беда! Елизавета Алексеевна, вы бы не ходили! – запричитала нянюшка. – Не ровен час приключится чего! Дитенка-то пожалейте нерожденного! Мы сами все! Сами!
Но я уже бежала к дверям, накинув на плечи теплую шаль.
- Куда?! – Захар преградил мне дорогу, стягивая свой тулуп. – Застудитесь! - накинул его мне на плечи и только тогда отошел в сторону.
Пока я бежала к входным дверям, в моей голове не было ни единой мысли. Звенящая пустота спасала от боли. Но когда я выскочила на крыльцо, меня охватила паника.
Сквозь снежную круговерть виднелись очертания телеги, стоящей у фонтана. Рядом застыли два монаха, похожие на темных вестников в своих мрачных одеяниях, а из черного двора уже тянулась вереница слуг.
Я сбежала вниз по ступенькам и бросилась к телеге. Мои руки дрожали, сердце выскакивало из груди, а к горлу подступали рыдания. Где он? Что это?!
Вместо мужа я увидела только гору одеял и тулупов, припорошенных снегом.
- Где? Где?! – шептала я, лихорадочно ощупывая холодный кокон. – Павел!
- Здесь я… здесь… душа моя…
Наконец я увидела бледное лицо своего мужа, обрамленное темными волосами. Под его глазами залегли глубокие тени, а густая щетина делала его лицо еще более худым.