Но сам он появился над колючей порослью и пригнул ветку с плодами. Нина нарвала горсть душистых бархатных абрикосов, а больше ей некуда было собрать. — У меня в руки не помещаются уже! А сладкие… — она попробовала один, — прямо медовые, сейчас я в косынку наберу. Нина сняла с плеч платок, разложила его на камнях, а когда набрала достаточно, то связала торбочкой. Сергей держал ветку и смотрел на неё сверху. Здесь, в этом зеленом мире, он видел другую Нину. И зря вчера усомнился, все также хорошо у них, наверно даже гораздо лучше, чем он думал. Это Сергей понял, когда засыпал рядом с ней, без секса, в простой родной близости. Но сейчас…он бы хотел поцеловать её в губы, душистые и сладкие от спелых абрикосов.
Он пробрался вниз сквозь кусты, спрыгнул на камни. Нина протягивала ему платок с абрикосами.
— Попробуй! Ой, рукав сильно порвал и поцарапался. Вот я… Придумала тоже, на рынке бы купили.
— Ну что ты, с дерева совсем по-другому, вкуснее, — он не отводя взгляда смотрел на нее, а густая зелень все шелестела над ними, дышала не влажностью, а особым южным ароматом.
— Попробуй, — повторила Нина, выбрала один, самый спелый, вытащила и отбросила косточку, поднесла плод к губам Сергея, он наклонился взял губами, одновременно поцелуем коснулся её пальцев. Желание вспыхнуло в обоих. Но Сергей не спешил, он насладился вкусом солнечного абрикоса и только тогда притянул Нину к себе.
Глава 18. Страсть и близость
— Сережа…
— Да…
Он уже с трудом дышал, мысли путались, никогда не хотел он её так сильно и горячо.
И никогда не было это у них вот так, на улице, в неподходящем месте, днем… Нина не понимала, что случилось с ним за те дни, пока они не виделись, или за то короткое время, что он здесь?
— Сережа…что ты делаешь…нельзя же…
— Почему нельзя… я хочу тебя очень, помру, если сейчас не сделаем это…Нинуша… — дальше стон в ее губы и нетерпеливые ласковые руки Сергея на её бедрах.
Никогда, никогда, никогда не говорил он вот так, откровенно и не прикасался так! Нина стояла покорная, льнула к нему, обнимала одной рукой, а в другой все держала узелок. Все в ней дрожало натянутой струной, мысли путались.
— Сережа…а если пройдет кто…
— Пошли со мной, — он потянул ее за собой, туда, где до этого пробирался через кусты, и выше. Раздвигал ветки, чтобы Нина не поцарапалась. На краю русла росли большие деревья, рядом с абрикосовым — тополь. Старый, разветвленный, весь в круглых шишках-наростах, наверно четыре или пять стволов переплелись, скрутились в один, проросли друг в друга, образовали живую деревянную скульптуру с зеленой кроной и шершавым телом.
— Вот…здесь никто не увидит и колючек нет, — говорил Сергей, а сам уже раздевал её, целовал плечи, грудь, потом развернул спиной к себе, Нина поняла, уперлась в дерево, обхватила один из стволов, выгнулась открываясь Сергею, и он вошел. Сразу глубоко потому, что она была готова и жадно вобрала в себя. Он хотел её так сильно, что едва не отдался сразу, но сдержался, со стонами содрогаясь в истоме, познавая, как в первый раз влажную тесноту. Близость лавиной накрыла их, горячая, страстная, нежная до слез, до истерики, она все разрасталась огненным шаром, пока не вспыхнула сверхновой звездой и не обрушилась в бездну одновременным освобождением.
Наверное, это было долго, может быть, Сергей и Нина кричали, но не слышали своих голосов, оглушенные, как после взрыва. Оба дрожали, не могли говорить, потом Нина заплакала и все не успокаивалась, прижалась щекой к шершавой коре и рыдала. Сергей осторожно обнял, прижал к себе, целовал затылок.
— Ну что ты, Нинуша? Что ж ты плачешь?
— Не зна-а-а-ю….я думала…думала ты…а-а-а… меня не любишь…
— Как же не люблю? — Сергей повернул Нину к себе. — Как не люблю?! Зачем же я приехал?