Я использую дыхательную технику, которой научил меня реабилитационный терапевт, когда мы работали над любым упражнением, которое я находил практически невыполнимым, мой разум отказывался прилагать какие-либо усилия из-за страха страданий или неудачи.

— Ты можешь присесть, — бормочу я, когда замечаю, как она переминается с ноги на ногу.

— Я знаю.

Меня снова охватывает паника, к черту дыхательные упражнения, поэтому я решаю отвлечься. Беседа. До того, как я попросил помыть посуду, у нас это хорошо получалось. И даже если язык ее тела говорит мне, что она не хочет иметь со мной ничего общего, я соглашаюсь на это.

— Итак, Грета… Какая у тебя специальность? — на этот вопрос она отказалась отвечать как Мириам, посчитав его слишком личным.

Она отвечает, не глядя на меня, потолок гораздо более завораживающий, чем мое лицо.

— Образование с акцентом на социальные науки.

— Ты хочешь быть учителем, — это представление приводит к замечательной ментальной передышке. Если бы она была моей учительницей, я бы провалил каждый урок, проведя весь урок в мечтах вместо того, чтобы уделять внимание учебе. А еще лучше, я бы плохо себя вел, чтобы она была той, кто будет меня наказывать. Дерьмо. Не то, о чем стоит думать прямо сейчас. Я остановлюсь и приберегу это для отчаянного душа или бессонной ночи.

— Ага.

Я жду, когда она ответит взаимностью и спросит о том, что я изучаю. Но она этого не делает.

Я позволяю неловкости продержаться еще мгновение, прежде чем срываюсь.

— Ты можешь спросить меня о чем угодно тоже, — я делаю все возможное, чтобы быть беззаботным.

— Я более чем счастлив утолить твое любопытство.

Она фыркает через нос и пожимает плечами.

— Нет, все хорошо. Мне нечем утолить любопытство.

Секунду спустя она опровергает это утверждение, предлагая принести нам обоим стаканы воды, которые я любезно принимаю, потому что мне нужно некоторое время, чтобы собраться с мыслями.

Оставшись один, я начинаю развивать безумные теории.

Может быть, она суккуб, и ее способ действия заключается в том, чтобы трахать мужчин и заставлять их чувствовать, что их ценят, и улыбаться всю ночь веселыми, глупыми разговорами, при этом ничего не предлагая о себе, только удовольствие, которое она может доставить. И как раз в тот момент, когда мужчины решают, что хотят большего, она отстраняется, наслаждаясь мучениями, которые она причиняет своим жертвам.

Придумывая эту безумную теорию, я настолько не обращаю внимания на окружающее, что едва замечаю, когда она возвращается.

— VOSS, — комментирую я, когда она протягивает мне тяжелую стеклянную бутылку. Я делаю осторожный глоток, мое лицо все еще мягкое.