Через два дня после происшествия позвонила Елизавета Михайловна и поставила дочь в известность, что намерена не позднее вечера прибыть в гарнизон.

Аня встретила ее на железнодорожной станции. Поезд еще не остановился у перрона, а Елизавета Михайловна уже застыла наготове в тамбуре с дорожной сумкой в руках. Она заметно нервничала, озиралась с непонятным испугом, от волнения путалась в словах.

На крыльце дома остановилась, не решаясь переступить порог:

— Сейчас, доченька, в груди занялось, дай отдышаться…

Тут Семен Павлович вышел навстречу:

— Заходи, Лиза, мы ждали тебя.

Бедная женщина потерялась страшно, Ане жалко стало ее до слез: легко ли решиться на поездку в неизвестное, с грузом вины, сомнений, годами подавляемых желаний. Мать попыталась что-то сказать, но сумела выдавить лишь несколько бессвязных обрывков фраз.

Матвея привезли домой, он лежал на диване в гостиной, рядом сидел Богданов.

Подполковник принес Матвею в подарок щенка немецкой овчарки, толстого, с плотной шерстью, большими лапами и уморительной мордой.

— Ма, смотри, у него нос кожаный! — бросился к взрослым Тёмка. Щенка он держал на руках; его личико светилось от счастья.

Елизавета Михайловна встрепенулась:

— Артем, иди поздоровайся с бабушкой.

Присутствие ребенка помогло ей хоть как-то собрать воедино разбросанные чувства. Внимание взрослых сосредоточилось на флегматичном звереныше. Ему было хорошо на руках, а кутерьма вокруг собственной персоны совершенно его не занимала.

— Какой симпатяга! — воскликнула Елизавета Михайловна. — Надо дать собачонку имя. Уже придумали?

— Дядя Матвей назвал его Бомбер. Бомбер, смотри, это моя бабуля Лиза, а это мама. Мам, возьмем его к нам домой? Дядь, скажи, что ты подаришь мне Бомбера.

— Считай, что он твой.

— Мы его обязательно возьмем, только пусть он немного подрастет, — дипломатично вмешалась Аня. — Здесь он будет гулять в садике, дедушка за ним присмотрит, а у нас Бомбер будет целый день сидеть в квартире один.

Сережа вообще ни с кем не разговаривал, держался с презрительной холодностью, на вопросы не отвечал, с гневной обидой смотрел на Матвея, когда тот к нему обращался. Даже Аня чувствовала себя в чем-то виноватой перед братом. Кончилось тем, что юноша треснул дверью и ушел, не сообщив, куда направляется.

В доме имелась пара костылей — когда-то в них нуждался Семен Павлович, теперь они пригодились Матвею.

— Дарю, пользуйся, — сказал Семен Павлович, — попрыгай на одной ноге, благо недолго тебе быть в моей шкуре.