«Мне пора идти. Если вы хотите остаться и еще поговорить…»
Я отрицательно мотнула головой: «Нет необходимости. Если Вы удовлетворены, мы заберем коня сразу, а остальные проблемы будем решать по мере их возникновения. Единственное, что беспокоит меня — вдруг они не захотят взять его обратно?»
Тимоти сказал уверенно: «Я возьму его себе».
«А если не устроишься на работу? Отправишь его на корабле в Англию? А мама?»
Он ухмыльнулся, и стало ясно, что за последние дни он стал намного взрослее. Герр Вагнер встал.
«Его возьмут, этого бояться не стоит. Эти кони живут тридцать лет, и их помнят и после смерти. Его имя до сих пор написано на его стойле, и там ждет свежее сено. Я должен идти, пора. Есть только вопрос компенсации: мы вам доставляем массу хлопот и затрат, которые вы не имеете никаких оснований оплачивать. Это — наш долг. Перевозка коня по железной дороге и другое, дайте знать».
Я попыталась что-то сказать, но он отмахнулся от меня рукой.
«Позвольте сделать хотя бы это, кузен Францль лучше будет спать, если я возьму это на себя. — Он засунул руку в карман и вытащил визитную карточку. — Это мой адрес, самый постоянный из всех — зимняя квартира рядом с Инсбруком. И может, Вы мне оставите свой? Теперь еще вопрос Ваших профессиональных услуг…»
Но этого уж я ему не позволила, и он не слишком старался меня переубедить, а просто еще раз поблагодарил и ушел.
Мы пошли с Аннализой в конюшню. Элмер занимался Маэстозо, оседланный уродливый пятнистый конь, на котором она выступала в родео, ждал в компании с Руди. Аннализа разразилась быстрыми объяснениями на немецком, вокруг нас мелькали кони, развевались гривы и хвосты, в большом шатре громко играла музыка. Старый пегий увидел меня и подмигнул, я пошла к нему в стойло.
Скоро к нам присоединилась Аннализа.
«Я сказала им, не все, а что вы заберете коня. Элмер поможет. Ой! Я забыла про седло… Возьмите его тоже! Элмер! Руди!»
«Послушайте, — сказала я, — оно же на Вашей лошади, почему его не оставить? Я уверена, что это не важно. Мы можем взять другое, но вряд ли их волнует такая мелочь». Но она настаивала, твердо намеренная избавить цирк Вагнера даже от намека на воровство. Она вылила на Элмера еще поток немецкого, Тимоти пошел с ним за изукрашенным каменьями седлом Маэстозо.
«В любом случае, — сказала Аннализа, — Вам может понадобиться седло, и лучше всего взять его собственное. Мы его, правда, украсили для цирка… Если бы у меня было время все это отпороть…»
«Действительно, они к такому явно не привыкли в Испанской школе верховой езды! Но не беспокойтесь, я их отпорю, прежде чем его отдавать. Если хотите, скажите, как их Вам переслать. По Инсбрукскому адресу?»
«Да нет, они ничего не стоят, это стекло, просто для сцены. Оставьте их себе, если захотите. Некоторые вполне симпатичные, и я бы их с удовольствием Вам подарила. — Но тут ее перебил Руди, и она сказала. — Но уже музыка, мне пора идти. До свидания и спасибо. Бог с вами обоими».
Она неожиданно шагнула вперед и поцеловала Тимоти в рот. Руди подал ей руку, она вскочила в седло, и мохнатый некрасивый конь, звеня цепями, увез ее за занавес. Тимоти с седлом в руках смотрел ей вслед.
Элмер что-то сказал Руди, тот, улыбаясь ушел.
«Я послал его за уздечкой. Как вы, кстати, поведете коня?»
«Мы остановились в замке. Тим отведет его туда, а я договорилась, что его поставят в конюшню. А седло я возьму с собой в машину».