Так Агнесса и пролежала до утра, не сомкнув усталых бездонных морских глаз…
Как ни пыталась юная прелестница оттянуть утро, оно, не слушая ничьих аргументов, всё-таки взошло на эту грешную землю красивым солнечным таинственным светом и молодым туманом, который утром скрывал тайны наступающего дня, где скрывались либо главная удача, либо главное огорчение её жизни…
Пётр Константинович тоже переживал за дочь, но его логика была более консервативная: лучше уж за кого-то замуж, чем остаться в старых девах, и, в отличие от Агнессы, он понимал, что его первая гильдия и выгодная торговля делали дочь завидной невестой, теперь же женихи скорее сделают ему одолжение. Девушка разливала чай за завтраком, когда прибежал жалкий худющий крепостной мальчишка барона, с неуклюжим поклоном подал Петру Константиновичу записку от Мишеля де Сифа, и тут же убежал, как трусливый зайчонок. Пётр Константинович с важным видом поправил большое пенсне и с волнением и лёгкой дрожью в руках вскрыл письмо…
Вера Сергеевна и Агнесса не смели дышать от переживания, Девушка побелела, наблюдая за реакцией отца, и увидела, как ясный лик затуманился от разочарования, и даже бледно-голубые глаза казались абсолютно серыми, но немая сцена продлилась недолго, ведь разочарованный купчина воскликнул:
– Вот свинья этот французский барон! А ещё, скряга, смеет «вашим благородием» именоваться! Заломил такие проценты, что я никогда выплатить не смогу! Всё, кровинка моя, за барона ты замуж не идёшь…
Почему-то Агнесса выдохнула с облегчением: замуж за барона ей не хотелось, поэтому стали ждать ответа от графа Семёна Степановича Долгопятова. Вечером, где-то примерно в шестом часу, дверь в уютный кабинет Петра Константиновича приоткрыла красивая крупная женщина с толстой блестящей русой косой в старом, но чистом синем сарафане, с низким поклоном она подала письмо, мелодично, напевно произнеся:
– Барин, извольте принять письмо от его сиятельства Долгопятова…
У Агнессы снова отлила краска от щёк, почти вцепившись в мать, она ждала вердикта, а Пётр Константинович открыл дрожащими руками с последней надеждой на благополучное разрешение ситуации конверт, и тут же радостная светозарная улыбка осветило его лицо, и громко был провозглашён вердикт:
– И так, радуемся, семья Смирновых, милейший сударь его сиятельство граф Долгопятов сказал, что даст нужную мне сумму безвозмездно, а не в займы, и ты, доченька любимая с родительским благословением выходишь замуж, да не за абы кого, а самого графа, его сиятельство! Дочка, приготовься по высшему разряду, завтра, прежде чем объявить о помолвке, ты едешь знакомиться с графским крестником Кириллом! Он написал, что в подарок игрушек не покупать, хватает, да и не полагается женщине подарки дарить, а купить сладости…
Тут же сияющий от счастья Пётр Константинович ласково обнял дочурку, нежно поцеловал три раза в бархатные бледные щёчки, а вот смущённая взволнованная Агнесса с трудом натянула улыбку, после чего девушка медленно обмякла и еле удержалась, схватившись за пухлую мягкую руку матушки, Веры Сергеевны.
– Дорогая, что это с ней? Мы с трудом избежали разорения, а ещё я ей выбрал самую выгодную партию, а она недовольна? – забавно и мило надувшись, возмутился Пётр Константинович, пытаясь расцеловать обмякшую дочь.
Вера Сергеевна же помогла дочери красиво выпрямиться, с деловым видом поправила большой красивый расписной жёлтый платок и крупные коралловые бусы, весело, немножко с украинским свойственным для неё акцентом ответила:
– Свет очей моих, да что ты такое говоришь?! Как тут быть не довольным?! Это от счастья, хорошая наша, обмякла, от счастья, была ведь дочерью богатого купца, а станет настоящей графиней! Её сиятельством!
Надо сказать, что мать, конечно, солгала, нисколько Агнесса не обрадовалась нужде выходить замуж за столь пожилого жениха. Теперь она очень жалела, что в своё время, до пожара, когда отец и сваха предлагали девушке выбор, не вышла замуж за Алексея Виноградова. Но заносчивого слащавого художника она тоже не любила, единственное, что привлекало Агнессу в нём, так это изящная аристократичная внешность и возможность иметь детей, а граф ей, как личность, а не как жених, очень даже нравился, да и деньги отцу были нужны, поэтому смиренно девушка натянула широкую красивую улыбку, и пролепетала:
– Да-да, милый папенька, от счастья…
Купец же приобнял бережно дочку и заботливым тоном изрёк:
– Вот, другое дело! Помни, что твоё женское дело это следить за хозяйством, слушаться мужа, быть достойной и представительной дамой в высшем свете, чтобы ему не было стыдно за то, что женился на худородной девице, ты должна выглядеть и вести себя, как у них положено, любить графского племянника, ну и своих детей родить. У тебя всё получится, ты же у меня умница и красавица, будь счастлива, дитя любимое моё…
«Конечно, родить! Легко учить вам меня, а потом, если не получится, обвинять, а что, если он, как мужчина, уже не может ничего?! Я ж потом в глазах людей виноватой буду, а вдруг у него не может уже быть детей?» – мысленно возмутилась явной несправедливостью милая девушка, но не посмела высказать свою мысль, а с фальшивой радостью на бледном лице промолвила:
– Да-да,… конечно, я помню обязанности хорошей жены, я буду стараться…, с вашего разрешения, я пойду с маменькой на рынок, прогуляюсь, свежим воздухом подышу и куплю пряников разноцветных Кирюше…
Не дожидаясь ответа, Агнесса вытащила мать на улицу…