– Маму я не помню, а папу сослали в Сибирь…, я часто, когда карету завожу ключиком, представляю, что мы с крёстным к нему в гости едем. Это же не страшно, правда, что маму не помню, а папа в Сибири, ты же всё равно выйдешь замуж за дядю, а мы с тобой дружить будем?..

Агнесса нежно, по-матерински обняла Кирюшу и промолвила:

– Не волнуйся, ты ни в чём не виноват, и дядя тоже, поэтому обязательно будем дружить с тобой, и, конечно, я выйду замуж за дядю…

Кирюша улыбнулся и смешно уткнулся носиком в мягкую ладошку Агнессы, потом снова вместе с девушкой взялся за игрушки, девушка же подумала: «Надо будет спросить у его сиятельства, за что отправили в ссылку его брата, и где мама Кирюши…, странно, что он её не помнит. Может, погибла при родах? Или уехала вместе с мужем в Сибирь?..».

И тут в дверях наконец-то появился сам Семён Степанович и с располагающей улыбкой весело произнёс:

– Кирюша, хороший малыш, вы уже полтора часа с тётей Агнессой играете, тебе нужно уже заняться уроками, а тёте Агнессе со мной побеседовать…

Кирюша без лишних споров тут же со вздохом встал, и пошёл за стол, Агнесса же, довольная, что знакомство прошло гладко, встала с мягкого ковра, правила пышные зефирно-розовые юбки и подошла к Семёну Степановичу и тихо спросила:

– Скажите, сударь, Кирюша всегда такой милый ребёнок или только при мне? И что-с случилось с его родителями?

– Да, он очень покладистый ребёнок, я рад, что вы-с с ним подружились. Что-с с родителями? Давайте выйдем в гостиную, не хочу при Кирюше рассказывать. Ну, мой младший брат связался с либералами в политическом кружке, идеи которых мне совершенно не близки и не понятны, а потом их за что-то арестовали, в суть я не вникал, приговорили к ссылке в Сибирь. Э-эх, мне кажется, я до сир пор слышу, как горько плакал он тогда, как просил меня пустить Кирюшу с ним в Сибирь, а я не согласился, понимал, что ребёнку там плохо будет, он у нас мальчик нежный, домашний, не уживётся он с бойкими детьми каторжников. Мне кажется, что я и сейчас слышу, как он упрекал меня в бессердечности по отношению к нему, и как я просил подумать в первую очередь о сыне, а не о себе, о себе раньше надо было думать, когда ввязывался во всякие странные политические кружки, на что он ответил: «Не смог смотреть, как люди страдают!», на что я отчитал его: «Что тебе до всех есть дело, а до своего ребёнка нет?!». Звучит жестоко, но, увы, это так. Так, и не примерившись, уехал он, а Кирюша со мной остался, не дал я ему жизнь загубить. А мама Кирюши… не жена была моему брату, а…(Семён Степанович стыдливо прокашлялся…) ну, дама сердца, балерина, которая совсем не принимала участия в жизни сына. Учитывая эти два факта, у Кирюши есть проблемы со сверстниками, родители не хотят, чтобы с ним их дети дружили. Вот такая у нас невесёлая история…

Агнесса в глубокой задумчивости села в кресло в голубой гостиной. Почему-то она сразу поняла, что лёгкой её жизнь после замужества точно не будет. «Мдаа, пока я привыкну к этим тонкостям дворянской жизни, с меня семь потов сойдёт. Действительно, грустная история, но Семён Степанович прав, как никогда, я бы тоже не смогла думать о нищих крепостных или угнетённых низших слоях общества ценой благополучия своего ребёнка. Семён Степанович мудрый человек. Какая жалость, что у него уже не будет своих детей…».

– Я понимаю, будет непросто, но я думаю, что вместе мы-с как-то решим эту проблему, у Кирюши обязательно будут друзья… – только и сумела выдавить Агнесса, а потом, вспомнив свой второй вопрос, снова оживилась. – Милейший мой сударь, меня ещё очень заинтересовал портрет некой графини Евангелины Витальевны Долгопятовой, я правильно понимаю, что это ваша жена? А что же с ней случилось, почему она ушла такой молодой?

– Ну, это тяжёлая история… – трогательно замялся Семён Степанович, и стал рассказывать, и в каждом слове его чувствовалась необыкновенная боль, как, будто он ещё не до конца пережил эту историю, – Да-с, вы правильно поняли, что это моя первая жена. Помнится, драгоценная моя сударыня Агнесса Петровна, я говорил, что нахожусь в статусе вдовца. Да, я овдовел давно, ещё молодой. Женился я, когда мне было ещё двадцать лет, причём на девушке, которую искренно любил. Она была всего на год старше меня, её иконописная внешность очаровательное правильное личико нравились мне с детских лет. Мы родились в дружественных семьях, наши родители часто оставляли нас вместе играть, сначала я был в играх «папой», она «мамой», а куклы – дочками. А так же в салки, прятки и жмурки. Постарше уже вместе и рисовали, и читали, и гуляли на ярмарку. Она была интересным человеком. Завораживающая, как зима, вот это точное сравнение. И, когда пришёл срок, я посватался, она согласилась, и наши родители были счастливы. Так мы прожили два года в каком-то прекрасном Рае, а потом…, а потом все её подруги забеременели, родили первенцев, мальчиков и девочек. Я помню, что жена сначала просто начала волноваться. Ещё через два года у всех знакомых родился второй ребёнок, а её стали упрекать в женской несостоятельности. Я пытался уговорить её не волноваться, не слушать их желчных разговоров, всем знакомым говорил, что причина во мне, предлагал взять приёмного ребёнка. И, конечно, ездил сам по святым местам, молился о ребёнке, оплачивал дорогостоящее лечение. Прошло ещё пять лет, жена ездила на воды, к германским врачам, я ходил во время крестного хода босиком, постился, молился перед иконой святым Иакиму и Анне, а наши знакомые родили уже третьего ребёнка. Потом, на десятый год наших мытарств, аховые подружки посоветовали ей какую-то бабку-ведунью, мол, она на пояс заговор шепчет, исполнишь в поясе супружеский долг, и всё, будет у вас малыш. Я старался её отговорить от этой затеи, я вообще, как, и положено христианину, не признаю никаких ведуний и колдуний, но она в ответ лишь плакала. Плакала, что хочет детей, а Господь наш Иисус Христос к ней не милостив, говорила, что всё равно пойдёт к ведунье, только тайно, если я не разрешу. Но я не согласился, как бы это строго от меня не звучало, я чувствовал интуитивно, что этот грех никому счастья не принесёт, пытался внушить ей, что эта загадочная ведунья всего лишь шарлатанка, но разве можно остановить человека, который в отчаянии? Она сговорилась с одной девкой, что та принесёт ей пояс от ведуньи или ночью, или когда меня дома не будет, и глубокой зимней ночью я проснулся от того, что услышал её истошные крики. Что именно случилось, я сразу не понял, просто понёсся вихрем по винтовой лестнице вниз, чтоб скорее помочь, хотя не понял, что именно случилось. Внизу увидел, как она корчилась от боли на ковре, а на талии был повязан толстый бисерный пояс. Почему-то я сразу догадался, что дело в нём, попытался сорвать, но у меня обожглись руки, тогда уже не осталось сомнения, в чём беда, застёжка оказалась крепкая, пока я сорвал, пока сбегал за водой, сбрызнул, она уже не очнулась, врач потом сказал, что были слишком сильные ожоги…

Агнесса с грустью слушала эту историю, слегка побледнев, подумав: «Если у него в молодости были проблемы с деторождением, то сейчас и подавно не на что надеяться. Грустно…, хотя, видно, что человек он принципиальный, честный, и Кирюша само солнечное чудо и океан обаяния…, не знаю, что из нашего брака получится, но то, что как личность, он мне нравится, я не сомневаюсь. Хорошо с ним. Понимаю его первую жену, в такого человека невозможно не влюбиться…».

Семён Степанович же на это с облегчением выдохнул, как будто после этой исповеди ему стало легче, кто-то не осудил его, а разделил его боль и переживания.

– Что ж, сочувствую… – протянула Агнесса, но тут же перешла на другую тему, чтобы не было неловкой паузы, – А что касаемо нашей свадьбы, вы уже определились, в каком храме мы будем венчаться? Я надеюсь, что вас не смутит небогатое приданное, учитывая, при каких обстоятельствах вы, сударь, посватались ко мне…

– Драгоценная моя сударыня Агнесса Петровна, меньше всего я обратил внимание на ваше приданое, вы-с настолько чудесны, что я соглашусь жениться на вас, даже если вы будете бесприданницей, вашему папеньке сейчас нужна помощь, я это понимаю. Я хочу, чтобы наше венчание состоялось в Исаакиевском соборе это самый величественный собор не только в России, но и во всём мире. Вам-с нравится эта идея?

– Да, – с натянутой улыбкой ответила Агнесса (девушка ещё не до конца пришла в себя после объяснения о первой жене графа), – Мне-с тоже очень нравится Исаакиевский собор, поэтому, милейший сударь, я полностью одобряю-с ваш выбор…

Семён Степанович кокетливо многозначительно улыбнулся, Агнесса разрумянилась от его взгляда, подумав: «Мы знакомы без году неделя, а я уже так к нему привыкла…, даже жутко, как так привыкнуть можно быстро!».

Ещё с час Агнесса и Семён Степанович обговаривали все вопросы, связанные со свадьбой, и на прощание снова галантно поцеловал ручку, а потом Агнесса отправилась домой в графской карете, расписанной амурами.

Уличной погодой правил тёплый вечер, когда грохочущая роскошная карета прибыла к дому Смирновых.