— Не нужно никому этого говорить, — резко сказал он. — А то кто-нибудь догадается, что у тебя есть «я». И как себя в таком случае поведет это единое существо — орда?

— Не знаю, — растерянно и уныло ответил я.

— Я тебя не спрашиваю, я Предков, то есть себя, спрашиваю…

Какое это, должно быть, наслаждение — заключать в своем теле все помыслы, и желания, и речи, и движения орды.

— А Друг Камня? — спросил я.

— Что Друг Камня? — спросил на мой вопрос Младостарец. — Про него я думать не буду, значит, его и нет. И вообще, ничего нет, кроме любимой орды. Все остальное — наваждение, кусок плохо сделанного Местовремени Снов.

Я почесал бок, набираясь решимости. То есть как это — подумалось — нет Мастера? Нет его, значит, не было и изнурительной погони бок о бок за Предком, не было моих долгих мучений: убить его? не убить? Не было раздирающих чувств, когда Мастер сидел передо мною, полуразрисованный родными знаками, и не известно, что делать: схватиться за нож? разрисовывать дальше?

Так же лениво, как мой собеседник, я протолкнул сквозь зубы такие слова:

— Нет. Друг Камня был и есть. Я с ним ходил на Предка.

Поддернув на тощих бедрах грязную, истрепанную тряпку, я встал, чтобы перейти на более приятное место.

— Ты стал уже совсем взрослый охотник, — насмешливо Сказал Младостарец. — Тебе пора надевать настоящие штаны. А Друг Камня уже скоро не будет здесь, ты же это знаешь. Приятное место мы выбрали для дара Предкам: много чистой живой воды, нет насекомых.

Я отошел далеко, и его слова уже никак не влияли на меня. В груди горело все сильнее и сильнее, а как подумаешь об этом, который лежит в шалаше связанный (он раньше был Друг Камня, а теперь — оборотень), то горение пылает еще свирепее, еще сильнее. Тут впору испугаться.

Друг Камня, Мастер, Умелец был, есть — повторил я про себя. Был, есть. Был, есть, будет. Медленно присел я и начал растирать краски. Был, есть, будет.

Орава охотников вывалилась из-за скал перед нашим взором, и каждый нес на себе частицу Предка. Все шумно подивились, насколько быстро охотники разделали Мамонта. Теперь замечательная орда собралась вокруг Старцев, и каждый держал в руках особый нож-терзалку, которую используют только один раз, а потом прячут в особом месте. Все ждали меня, потому что это я «уговаривал» Предка. Я тщательно натерся священной костровой золой и подошел к родному телу орды.

— Начинается сказание-деяние, — объявил я.

Трепет пробежал по телу могучей орды, как и всегда при исполнении этого обряда.

И затанцевал я, запрыгал и запел, воскрешая во всеобщей памяти все события, начиная с рождения вселенной, мироустройческой работы Мамонта, и как он умер, но по-настоящему жив, потому что из его тела возникали мы, люди. Бегло обрисовав битвы с лжелюдьми, я перешел к последнему, только что свершившемуся сказанию. Орда любимая замерла до предела, все тела ее окаменели, глаза смотрели неподвижно и были как прозрачный лед. Мы все стали раскачиваться в едином ритме.

…Пришел некий оборотень из Рыб, искусно прикинувшийся человеком. И жалобно он рыдал, но скрывал в сердце бесконечную злобу. Он говорил: ваш носатый родич обижает нас, защити нас. И согласились мы в бесконечном милосердии. И пустились в путь мы, я и враг. И копил и копил он злобу, и уже почернел внутри себя. И вместо того, чтобы уговорить Предка больше так не делать, он злодейски натравил его на меня, так что мне пришлось спасаться в расщелине мать-земли, а потом он завлек кроткого и простодушного родича на берег потока и там обманом утопил его. И теперь, чтобы умилостивить Носатого, что мы должны сделать? Я спросил орду драгоценную, но не чтобы услышать ответ, а только чтобы лишь спросить. Мое тело дрожало, и вся орда дрожала, наслаждаясь повествованием-деянием, кое пробежало у них перед глазами.

— В жертву, в жертву его, лжеца! — закричали все в одну глотку. — Прости нас, могучий Носатый, Миродел! Это он, только он виноват в твоей гибели!

Дальше все пошло как положено: все ринулись в едином героическом порыве, размахивая терзалками. Подбежав к шалашу, где должен был лежать связанный оборотень, все вдруг остановились и смолкли. Потом, сначала очень тихо, а потом громче и громче, поднялось разноголосое бормотание: что это, где он? исчез? это ведь лежит наш? а где тот? что делать? солнце все ниже… жертву! д-дайте!!!