— На твою перемену профессии. Из хорошего циркового режиссера ты стал, очевидно, плохим профессором.

— О! Ты стала дерзка. Но лучше поговорим о деле.

— Я слушаю.

— Здесь, в моем научном бюро, ты в безопасности и будешь работать, используя свои медицинские познания… Учиться… Совершенствоваться. Потом помогать мне.

— Но если я не захочу?

— Этого хочу я, а этого достаточно.

Магда пожала плечами, возразив:

— Насилие над свободной волей собственной беззащитной дочери?

— Я вижу, что университет принес тебе некоторую пользу: ты заговорила словами скверных брошюрок…

— Ты продался сатане.

— Ты, очевидно, устала с дороги и поэтому такая нервная. Поговорим в другой раз.

Боно Рито бесшумно удалился. Магда долго ходила по комнате, рассматривая безделушки и книги на этажерке. Кроме нескольких бульварных романов и передовой беллетристики, было несколько медицинских книг. На видном месте лежал настольный справочник по микробиотике. Магда в припадке злости швырнула книгу. Она толкнула дверь, оказавшуюся запертою. Девушка нажала кнопку звонка и в комнату явилась незнакомая пожилая горничная.

— Принесите чего-нибудь поесть.

Подкрепившись кофе, Магда успокоилась и, усевшись в любимой позе, с ногами на диван, перелистывала книгу. Кто-то завозился за дверью, сморкнулся, по-старушечьи чихнул и нерешительно постучал.

— Войдите! — крикнула Магда. В комнате раздались тихие, робкие шаги и девушка, подняв голову, обрадовано вскрикнула:

— Зула! Зула! Как ты постарела?

Магда взглянула на сморщенное и неприятное лицо старой обезьяны. Она почти забыла девушку, удивленно рассматривала ее помутневшим взором человечьих глаз и тихо, но жалобно заскулила. Обезьяний плач выражал беспредельную грусть и плохо влиял на настроение Магды, и так бывшее довольно минорным.

Зула, усевшись на диван, прижалась к Магде и нервно теребила волосатыми пальцами кончик своего кружевного чепчика.

Девушке вскоре надоело общество ее старой няньки; она искала в буфете чего-нибудь съестного для подачки обезьяне, но ничего не было. Магда возмущалась отцом:

— Помешался он, что ли, оставив меня в обществе выжившей из ума обезьяны…