И вместо прогулки поехала в филармонию, чтобы поговорить с Элиной.

– Ты изменилась, – сказала она.

– Это логично. Я же сдала трансформацию.

– И что? Теперь не жалеешь, что поступила сюда?

– Почему вы думаете, что я когда-то жалела об этом?

Элина усмехнулась:

– По глазам видно.

Но я не была готова говорить с ней о природе этих сожалений.

– Скажите, – я помолчала минуту, формулируя мысль. Посмотрела на ряд склянок с чернотой за стеклянными дверцами шкафа. – Если мне нужно знать, как именно умер студент, то лучше собрать слухи, расспросив его друзей и знакомых, или можно получить доступ к официальной информации?

Элина подняла брови:

– Интересно. Зачем бы тебе это понадобилось?

– Для полноты картины. Уважаемые преподаватели весь курс твердили о том, что, если хочешь правильно колдовать, нужно учитывать все мелочи и нюансы. Моя история здесь началась с чужой смерти… Не думаю, что я готова принять ее как данность в виде констатации факта.

Тогда директриса наклонилась и вытащила из ящика стола какой-то документ. Внимательно изучила его, потом подняла на меня глаза:

– Если пользоваться сложившимся студенческим сленгом, она «провалилась». Душа покинула тело, чтобы отправиться в собственные воспоминания.

– Это я знаю. Только говорили, что она не провалилась, а улетела.

– Если так, то она ошиблась и умерла зря, – Элина улыбнулась краешком губ. – В мечты отправляться бесполезно.

– Почему?

– В мечте нет точки изменений. Того самого перекрестка, на котором можно выбирать другую судьбу.

– Ее вообще можно выбирать? – я сначала услышала, что кто-то смеется. А потом поняла, что это мой собственный нервный смех. – Знаете, сколько раз Лия пыталась не убить свою сестру? Или сколько раз Даша пыталась спасти Кирилла? Я уже думала, что ее намертво закольцевало во времени там, у мостика! И все зря.

Элина хмыкнула: