– Ни в какой… – я зажмурилась. – Нет. То есть сначала ни в какой. Но там был большой хрустальный флакон. С кучей граней. Похожий на подвеску для старой люстры, но гигантскую.
– Могу ошибаться, – задумчиво протянула Лира, – но похоже на смелость и внутренний стержень. То, что позволяет идти своей дорогой, ни на кого не оглядываясь.
– Угу, – тихо сказала я, пытаясь сдержаться и не расплакаться от головной боли. Ее так давно не было, что я уже успела отвыкнуть, и…
– Получается, ты раньше бывала в других лабораториях? – Лира подошла ближе и коснулась моего виска. Пальцы у нее были холодные и влажные. Они на мгновение отогнали боль… но потом та вернулась с утроенной силой. Я сжала зубы и откинулась на спинку стула.
– Нет. Не… бывала. Кажется… точно нет.
– Оу. Если ты видела, как с огоньками-абстракциями работали «в поле», значит, это был очень крутой алхимик.
– Наверно.
Я кивнула. И потеряла сознание.
Очнувшись, я сразу не поняла, где я лежу, а главное – когда. На мгновение показалось, что недавние переживания были сном: и попытка переезда в Москву, и расставание с Валерой, и учеба в «Инее», и встреча с Сидом. Два года словно исчезли. Стерлись, истаяли дымом, просыпались пеплом сквозь пальцы. Та странная, не случившаяся авария рядом с аэропортом была будто вчера… или позавчера? Сейчас я встану, поморщусь от боли в висках, выйду из комнаты и увижу новогоднюю елку, и котов, и друзей. Которые будут задавать неудобные вопросы – почему Валера не позаботился обо мне? «Как это вообще, у твоей девушки сотрясение мозга, а ты ее в поезд запихнул – и пока-пока?» А я буду молчать, отворачиваться и сбегать на крыльцо, подышать ледяным воздухом.
Но потом я почувствовала, что кто-то погладил меня по голове. Осторожно и легко-легко, однако этого ощущения хватило, чтобы проснуться окончательно. И, прислушавшись к сердцу, понять, что встреча с Сидом мне не привиделась. И танец с ним – тоже. А значит, и все остальное не сон.
Попытавшись встать, я вскрикнула от ощущения гвоздя в голове и упала обратно.
– Тихо, – прозвучал голос Лиры. – Полежи еще немного. Воспоминание уйдет, и боль вместе с ним.
Тут картинка окружающего мира окончательно сложилась, и я поняла, что лежу на диванчике в аудитории, за руку меня держит Даша, а голова покоится на коленях у русалки. Свет не горел, но в окно заглядывала луна, и вся комната выглядела как чернильно-серебристый набросок действительности.
– Не волнуйся, – Лира убрала волосы с моего виска, наклонилась и подула на лоб. Дыхание у нее было холодным, с соленым запахом моря и приближающейся грозы. – У всех, кто находится рядом с ингредиентами третьего порядка, болит голова. Есть даже хитрость, которую алхимики передают из поколения в поколение. Если виски ломит, значит ингредиенты настоящие, не подделка и не иллюзия.
– Но… я видела их очень давно. Два года назад. Почему именно сейчас…
– Рузе-Мотер – земля погребов, край памяти. Здесь прошлое звучит громче и сильнее, чем где бы то ни было. Поэтому переживания такие же яркие, как и реальность, их породившая. Стоит только напрячься и вспомнить как следует… – Тут я почувствовала, как мне на скулу падают холодные капли. Одна, вторая, третья. Голос Лиры звучал глухо и надтреснуто. – Здесь можно бесконечно бродить по тропинкам памяти, лишь ненадолго выныривая в настоящее. Хорошее место для тех, у кого когда-то было все. Лучше, чем сейчас.
Помолчав, она добавила:
– Но не для студентов «Инея». У вас ведь не самые приятные скелеты в шкафу… Хотя твое воспоминание очень, очень интересно. С точки зрения науки.
Теперь, судя по тону, Лира вернула себе самообладание. Превратилась в того самого строгого, но увлеченного и готового помочь преподавателя, которого мы успели узнать.
– Интересно?