Марайке перебила своих коллег:
— Я хорошо знаю это место. С проселочной дороги автобан не просматривается. Оттуда они не могли заметить аварию. Увидеть все можно только с моста.
— Это уже интересно… — Вайланд нагнулся и посмотрел Альфреду прямо в глаза. И это было очень неприятно. — Почему вы остановились именно там? Ты можешь объяснить?
Альфред почесал спину, чтобы выиграть время.
— Мы услышали сирену полицейской машины, поэтому и остановились.
Келлинг ухмыльнулся:
— Разве, когда сидишь в угнанной машине, не надо удирать, услышав полицейскую сирену?
Альфред пожал плечами. И эта отговорка тоже не помогла.
Вайланд потер руки:
— Так, история становится все интереснее. Значит, вы тормозите, потому что слышите сирену полицейской машины, и вам становится интересно, что там такое. Потом вы взбегаете на мост, видите аварию, идете вниз на место происшествия, все внимательно рассматриваете, а потом не уезжаете на угнанной машине, которой, слава богу, никто не поинтересовался, домой или в ближайшую пивную, или я не знаю куда. Нет, один из вас, а именно ты, марширует одиннадцать километров до дома. И это притом что вы не ссорились. Это до меня не доходит, Альфред. И можешь не рассказывать, что тебе просто захотелось прогуляться пешком. Я тебе не поверю.
Альфред молчал. Он не знал, что делать дальше.
Вайланд был уже близок к цели:
— Теперь я тебе скажу, как было на самом деле, Вы, как огурцы в банке, катаетесь на украденной машине, едете лишь бы куда, без определенной цели, и вам довольно скучно. И тут одному из вас приходит в голову идея бросить с моста парочку камней. Об этом вам уже приходилось слышать, и хочется разок попробовать самим. А в темноте вас никто не заметит. Вы не хотите никому ничего плохого, вы просто хотите чуть-чуть попугать водителей, просто посмотреть, что же будет. Классная идея, наконец хоть что-то интересное за эту ночь! Может, ты хотел похвастаться перед другими, может, ты просто не думал, к каким последствиям это может привести, но в любом случае ты бросаешь первый камень… Он попадает в лобовое стекло «жука», и происходит что-то страшное. Машину сносит с дороги в кювет. Вы пугаетесь насмерть и бежите вниз, чтобы посмотреть, что же случилось на самом деле. Ты смотришь через окно и видишь, что наделал. И тут вдруг до тебя доходит, что ты убил женщину. И ты смываешься. Просто убегаешь подальше. У тебя шок, и ты бежишь домой. Черт с ними, с приятелями и с машиной! Так было дело?
В кухне Хайнрихов воцарилась тишина. Никто не говорил ни слова. Эдит наконец не выдержала:
— Так это сделал ты, Альфред? Скажи, ты что, рехнулся? Ты что, вообще ничего не соображаешь?
Альфред понял, что все кончено. Он крепко вляпался, больше не было ни отговорок, ни выхода. И это его взбесило. Он почувствовал, как щеки покраснели от ярости, ощутил дикое, непреодолимое желание разнести все в этой проклятой кухне. Но он ничего не сделал, просто уставился на мать, которая спокойно выдержала его наполненный ненавистью взгляд.
«Почему ты никогда не была на моей стороне? — думал он, сжав зубы, чтобы не крикнуть это ей в лицо. — Надеюсь, тебе никогда не понадобится моя помощь, мама. На меня не надейся, никогда в жизни!»
Трое полицейских встали.
— Мы вынуждены забрать вашего сына с собой, фрау Хайнрих, — объяснила Марайке.
Эдит кивнула. Когда Альфред с полицейскими шел к двери, она сказала Марайке: