— Затем преступник уехал с Даниэлем в Зеерсхаузен. Это чуть больше четырнадцати километров. Там есть каменоломня, в которой всегда стоит пара жилых вагончиков для рабочих. В Пасхальное воскресенье, естественно, там никого не было. И в понедельник после Пасхи тоже.
Марайке вытащила из сумки несколько фотографий и положила их на стол перед Карстеном.
— Вот это каменный карьер. А вот этот, последний вагончик, который стоит несколько в стороне, и есть тот, в котором мы нашли Даниэля. Мертвый Мальчик сидел за столом, на котором стояли две чашки для кофе, принадлежавшие рабочим, и две тарелки для завтрака. На тарелке Даниэля лежало пасхальное шоколадное яйцо, обернутое в станиолевую бумагу. Он не давал Даниэлю шоколада, когда тот был жив, это была чистой воды инсценировка. Он хотел представить нам гармоничную картину. Или же просто хотел, чтобы мы ломали себе головы, больше ничего.
— Та же картина, что и с Беньямином. — Карстен положил пять марок на стол. — Идемте, мы едем туда.
16
Все, что объяснял Карстен, Марайке могла представить в деталях. Она видела мертвого Даниэля Долля, сидящего в вагончике, и теперь перед ее мысленным взором в дачном домике в Нойкелльне за столом сидел Беньямин, с мертвым застывшим взглядом и широко раскрытыми глазами, которые словно говорили: «Почему вы не пришли раньше? Злой человек очень долго убивал меня, а вы меня не нашли».
У нее в руке была фотография Беньямина: улыбающийся, счастливый ребенок с мягкими светлыми волнистыми волосами и маленьким вихром над правой стороной лба. Сходство с Даниэлем Доллем было потрясающим. Даниэль, правда, был на год младше, когда его убили, но у Беньямина было такое же хрупкое телосложение, такая же светлая кожа и такие же светлые волосы. Правда, аккуратнее и короче подстриженные, чем у Даниэля.
Марайке внимательно рассматривала все в домике, будто фотографируя все подробности. Выцветшие старые обои с голубыми фиалками, связанная крючком скатерть на кухонном буфете, вышитая старомодным орнаментом подушка в кресле. Многократно крашенная деревянная дверь и окно как раз над кроватью, на которой мучился Беньямин. Она не могла представить себе другую тюрьму, в которой окно к свободе было бы так близко. Дешевый персидский ковер из универмага поверх синтетического напольного покрытия да безвкусная картина с тирольским горно-озерным ландшафтом в примитивной бежевой раме — вот, наверное, и все, что было у Беньямина на протяжении долгих последних часов.
— Предметы, которые исследовали трассологи, я покажу вам в полицай-президиуме, — сказал Карстен. После того как он самым подробным образом объяснил Марайке, где и как сидел мертвый Беньямин и где он до этого лежал, в домике воцарилась гнетущая тишина.
Марайке снова подумала о Беттине, самым большим желанием которой было усыновить ребенка и которая против воли Марайке уже установила контакты с некоторыми агентствами-посредниками. Беттина не могла понять сдержанного отношения к этому со стороны Марайке, но ведь Беттина никогда не была на месте преступления и не смотрела в лицо мертвого ребенка, который до последней секунды надеялся и верил, что каким-то чудом сейчас появятся мама или папа и освободят его из рук убийцы. «Если бы с нашим ребенком случилось такое, — подумала Марайке, — я бы этого не вынесла». Беттина видела лишь положительные аспекты усыновления, а Марайке — только отрицательные. Она и представить не могла, что они могли бы когда-нибудь прийти в этом вопросе к единому мнению.
— Расскажите мне о времени преступления, — сказала она хрипло. Хотя отдел трассологии давно закончил свою работу, Марайке надела перчатку и стала открывать шкафы и ящики. Она и сама не знала, что надеялась найти.
Карстен наблюдал за тем, что делала Марайке, и пытался сосредоточиться.
— Позавчера, во вторник, двенадцатого ноября Беньямин не вернулся домой. Он прогулял школу из-за двух плохих отметок. Петер Вагнер заявил в полицию об исчезновении сына в тот же день после обеда, а потом самостоятельно отправился на поиски. Однако вечером он несколько часов провел в пивной. Около часа ночи он нашел портфель мальчика на откосе Нойкелльнского судоходного канала, всего в нескольких минутах ходьбы от дома Беньямина. Уже на следующее утро, с рассветом, канал обследовали водолазы, а полицейские прочесали окрестности. Вечером, около восемнадцати часов, труп был случайно обнаружен пенсионером Гербертом Клаттом. Это произошло через двадцать восемь часов после исчезновения Беньямина. Патологоанатом считает, что Бенни был мертв уже семнадцать часов, когда его нашли. Таким образом, приблизительно двенадцать часов он был во власти убийцы и убит ночью со вторника на среду между полуночью и часом ночи. Почти в то же время, когда его отец нашел его портфель.
— О боже! — простонала Марайке. — Но с Даниэлем Доллем было еще хуже. Бедный мальчик был в руках убийцы тридцать два часа, а рабочие нашли его через тридцать восемь часов после исчезновения. Он был уже шесть часов как мертв.
— Возможно, плохая погода и слишком низкая для ноября температура не позволили убийце растянуть мучения на более длительный срок. Черт, если бы не было так холодно… может, мы бы еще нашли Беньямина живым.
Марайке кивнула:
— Может быть. Когда был убит Даниэль Долль, было тепло, почти как летом.
Когда они наконец вышли из домика, у Марайке стало легче на душе. Они медленно направились к машине. Воздух был туманным, почти молочно-непрозрачным, и лишь изредка между облаками пробивались слабые лучи солнца. Марайке с тоской подумала о каком-нибудь нейтральном бюро, где она могла бы все обдумать. Вид колонии, безлюдной и печальной, в которой произошло такое страшное событие, вынести было трудно.
— А что с отцом? — спросила она. — Как-то странно торчать в пивной, когда пропал сын.
— Согласен. Представьте, несколько часов он пьет в кабаке, потом гуляет вдоль канала, в темноте находит портфель сына и идет домой. Момент смерти Беньямина довольно точно совпадает с приходом отца домой.