Башня тридцатьчетверки лежит рядом с догорающим корпусом танка, из-под нее, неестественно выгнувшись, торчат обугленные ноги танкиста. Повсюду стоит запах крови и паленого мяса. Дохожу до того места где должны быть ребята, и вижу там только гору немецких трупов наваленных вокруг кого-то большого, лежащего с зажатым в руке, вместо дубины, стволом противотанкового ружья. В одно мгновение оказываюсь рядом с Володей, а это именно он, и осторожно приподняв ему голову, прислушиваюсь — дышит ли? Дыхания не слышно, и я, отругав себя за тупость, смотрю на медленно тускнеющую ауру друга, и подчерпнув немного, — из бесхозно разлитого в окружающем пространстве моря энергии, — осторожно, как будто боясь спугнуть ту искорку жизни, что еще теплится в этом большом и сильном теле, потихоньку напитываю ее. Дождавшись, когда аура разгорается чистым белым светом, начинаю уже без особой осторожности накачивать ее в полную силу.
Спустя всего две минуты, Володя пытается встать, причем делает это, не выпуская из рук пулемет.
— Антоха… — он всматривается в меня и озадаченный увиденным, трясет головой пытаясь отогнать наваждение — Брррр!! Ты ли это? Чур меня! — оглядывается по сторонам, ища поддержки, и не найдя ее, снова смотрит мне в лицо. — Да я это, я. Поистрепался малость, но все-таки я. — Да… Красавец прямо слово. А Леха где? Не знаю, я только тебя нашел, — кивнув на кучу трупов, а было их штук десять, спрашиваю — твоя работа? — Ага. Они меня решили живым взять, не получилось, как видишь. — Что с Аней? — он посмотрел мне в глаза. — Понятно.
Пока немцы не навалились вновь, рассказываю ему все, до чего додумался и что произошло. — Что тут скажешь… Херово получилось. Ну… хотя бы попытались… — мы сидели на краю воронки, и с тоской смотрели на выстраивающуюся под горой цепь фашистов, танков больше не было, но с нас и пехоты хватит. Слишком мало нас осталось…
Задумавшись, не заметил как к нам подошли солдаты, собранные уже похороненным нами Алексеем. — Здорова орлы! — Приветствует их Володя, оглядывая подошедших бойцов, их около ста человек. — Все кто остался. — Отвечает Леха на невысказанный вопрос. Прислушиваясь к происходящему, стараюсь сильно не отсвечивать, и чтобы не пугать народ, прикрываю лицо шапкой, снятой с мертвого немца.
На остатки нашего полка страшно смотреть. Изможденные, перемазанные землей и кровью, кое-как стоящие на ногах солдаты, с красными от холода и злости глазами, им неведомы все эти хитросплетения с изменениями будущего, они знают лишь то, что сейчас умрут, что шансов выжить нет ни у кого, и думают лишь о том, как подороже продать свои жизни.
Володя хотел произнести напутственную речь, перед последним нашим боем, но передумал, и не потому, что немецкие цепи пришли в движение, а понимая, что все, что он сейчас может сказать этим людям, не имеет уже никакого смысла, потому что они осознают, что их миссия на этом свете подходит к концу, а все что будет дальше, к ним, никакого отношения иметь не будет. Поэтому, окинув взглядом остатки своей армии, он просто скомандовал. — По местам! Приготовиться к отражению атаки! — И когда бойцы разбрелись по длинному окопу первой линии, тихо добавил, — спасибо братцы…
Глава 28
Прозвучали первые нестройные выстрелы, не нанесшие хоть какого-то ощутимого урона наступающему противнику. Было видно, что фашисты атакуют уже без прежней прыти, понимая, что легко могут повторить судьбу первых попыток. Тем более без прикрытия танков — выпущенные, словно скот на бойню.
Когда немцы подошли на расстояние уверенного выстрела — заработали минометы, заставляя защищающих высоту бойцов прятаться в окопах. Меня это конечно не могло остановить, уничтожить такое чудовище можно только прямым попаданием, да и то не факт. Но все равно очень неприятно слышать, как с противным чавканьем впиваются осколки мин, падающих слишком близко. Отстрелив, не понятно какой по счету магазин, понимаю, что патронов больше не осталось. Да и враги уже подошли вплотную, и на фланге идет жестокая резня.
Одновременно с мелькнувшей мыслью в руках появляются мечи, тут же обагряясь кровью выскочившего из-за бугра тощего фашиста, похожего на нашего учителя физкультуры. Клинки искрят от наполняющей их силы, и бешено вращаясь, превращают всех до кого дотягиваются, в колбасный фарш. Прокладываю в тылу врага здоровенную просеку, где вместо деревьев, живые люди, но нет у меня к ним никакой жалости, я даже убиваю так, чтобы они испытали максимум болевых ощущений.
Несмотря на мои старания, немцы прорываются со всех сторон. То, что силы не равны, мы знали еще загодя, но видеть это вот так, в живую, было страшно. Теснимые отовсюду, бойцы сбивались вокруг нашего последнего оплота — госпиталя. Используя тела своих погибших товарищей как защиту от вражеских пуль, они как могли сдерживали противника, хотя понимали всю бессмысленность сопротивления.
Краем глаза отмечаю гибель Лехи, поймавшего широким лбом шальную пулю, истекающего кровью Володю, штыком отмахивающегося от наседавших фрицев. И я, уже точно зная что Аня, лежащая сейчас за моей спиной — мертва, как и почти все оставшиеся там раненые, — от этого, должного обессилить меня, и ненужного в бою знания, только еще больше свирепею, и ловя свинцовые пули, — устремляюсь вперед, размахивая сияющими клинками. Фашисты, опешив от такого напора, да еще в исполнении мертвеца, — а сейчас и ежу понятно что перед ним не живой человек, а оживший зомби из кинофильма — стали в панике отступать, пытаясь увернутся от рассекающего воздух смертоносного оружия.
Продавив правый фланг, и уже собираясь отходить обратно чтобы помочь на центре, я увидел как ошалевшие от ужаса немецкие солдаты расступились, вытолкнув из своего неровного строя высокого офицера в эсэсовской форме. Он с ходу атаковал, взмахивая появившимся из ниоткуда таким же черным, как и его форма, мечом, и я, не успев удивиться, вижу, как отлетает в сторону бывшая только что моей — рука с зажатым в ней, мгновенно тускнеющим клинком.
Боли нет, только досада на то, что так глупо подставился, почувствовав себя неуязвимым. Дальше времени на посторонние мысли не остается, еле успеваю отбивать мечом сыплющиеся со всех сторон удары, и с трудом отразив очередную связку, запинаюсь за какую-то неровность на земле, шумно падая на спину. Понимаю что это конец, без руки быстро мне не встать, и клинок бросить тоже не вариант. Зайдя в тупик, делаю единственно возможное в моей ситуации — пытаюсь избежать гибели, перекатываясь в сторону.
Но фашист оказывается быстрее. Его черный меч рассекает воздух целясь точно мне в шею, и я, уже не успевая увернуться — зажмуриваюсь. Удар металла о металл больно бьет по перепонкам, заставляя сжаться еще сильнее. Кручу головой, и убедившись, что она на месте, поворачиваюсь в сторону немецкого офицера.
То, что я вижу, не может быть реальностью, но глаза не обманывают меня. Прямо между мной и немцем, стоит Володя. В его сильных руках, поигрывая всполохами энергии, зажат огромный двуручный меч, которым он, словно гусиным перышком, пытается пощекотать немца, вызывая его на поединок. Фашист стоит не двигаясь, словно раздумывая, и когда рядом с Володей встает еще один боец, — отходит и теряется в толпе своих солдат.
На поле наступает тишина, несколько мгновений никто не двигается, с нашей стороны — просто некому, немцы же, еще не отошли от увиденного. Но всему есть предел, и когда сидящая на ветке, — чудом уцелевшего в этом месиве дерева, — ворона громко каркает, словно испугавшись и стараясь привлечь внимание людей к предмету своего страха, за спинами фашистов начинают подниматься, недоумевающе осматриваясь — мертвые русские солдаты.
Мгновенно осознав что вокруг творится какая-то чертовщина, фашисты разбегаются в разные стороны, в панике давя друг друга. Тот боец, что встал возле Володи, оборачивается, и я с удивлением узнаю в нем Леху, и понимаю, что с ним произошло тоже, что и со мной, — ему некуда возвращаться. Перевожу взгляд на Володю, — та же картина. Неловко, отсутствие руки дает о себе знать, вскакиваю и бегом бегу в полуобрушенный госпиталь, боясь задуть искру вспыхнувшей вновь надежды.
Когда возле спуска вниз я буквально налетаю на ожившую вместе со всеми Аню, то не раздумывая подхватываю ее одной рукой, и от радости кружусь вместе с ней, все еще не в состоянии поверить в происходящее с нами. — Поставь меня. — Она недовольно морщится. — Я же умерла! — Да мне фиолетово! Главное что живая! — Мы все живые! — Мелодия вальса играет у меня в голове, вызывая желание танцевать от счастья, и даже отсутствие конечности не мешает мне наслаждаться жизнью. — Поставь я сказала! — Она пытается быть серьезной, но это ей плохо удается. — Ты мешаешь мне сосредоточиться! Переключаюсь на полное зрение и отчетливо вижу бурлящее море энергии разлитое вокруг нас.