— Ясно. Про Аню знаешь? — Продолжает Леха.
— Да. Только что от нее.
Дальше идем в молчании. Бойцы, густо набившиеся в окопы, раскладывают гранаты, укладывая их в земляные ниши, набивают пулеметные ленты и проверяют оружие. То тут, то там, раздаются взрывы громкого хохота, даже понимая, что все мы обречены, солдаты травят скабрезные анекдоты, словно соревнуясь в острословии.
Доходим по многочисленным переходам до окопа где расположился Володя, одновременно с начавшейся артподготовкой, коротко поздоровавшись, занимаю место рядом с друзьями, и рассматриваю в прицел позиции немцев. Говорить о чем-то уже поздно, теперь за нас решают пушки, и только время покажет, на чьей стороне сегодня окажется изменчивая фортуна.
Тишину, наступившую после грохота разрывов, нарушил натужный рев ползущих в горку танков. Выглядывая из-за небольшой насыпи, возникшей после бомбежки, насчитываю пять немецких средних танков Pz-III. В принципе не так страшно, были бы у них тигры, было б гораздо хуже. А эти… так себе… Пехота идет классически, используя ползущие машины как прикрытие, только танков мало, а людей много, и все они физически не могут укрыться за бронированными тушами. Расстояние до фашистов большое, но с нашей стороны уже раздаются одиночные выстрелы, не наносящие врагу никакого урона.
— Передай по батальонам, чтобы не палили зря! — кричит Володя связисту. Тот начинает орать в трубку, перекрикивая выстрелы, но связи нет, видимо перебило где-то. И солдат, поднимая провод с земли и быстро перебирая его руками, выскакивает из окопа и уползает из поля зрения.
Я все же решаю нарушить приказ и прицеливаясь в немецкого автоматчика, который с такого расстояния кажется мелкой букашкой, плавно тяну спуск. Приклад несильно бьет в плечо, и немец букашка — падает навзничь. Передергиваю затвор, и продолжаю стрельбу, теперь уже не так успешно, из десяти выстрелов попадаю еще дважды, но даже это заставляет цепь немцев кучнее сбиться за танками, а кое-где фашисты залегают на землю, боясь быть подстреленными. Где-то читал, что перед атакой они принимают какой-то наркотик, поэтому идут бесстрашно на пули противника. Эти видимо без допинга прут, и слава богу.
Танки подходят на дистанцию поражения из противотанковых ружей, и Володя, громко перечисляя всю родню танкистов, начинает стрелять по центральной машине. Видно как попаданиями высекаются искры, но пока нет ни одного пробития, и танк угрожающе надвигается на наш окоп. Наконец, когда расстояние сокращается до сотни метров, немецкая машина, вздрогнув, теряет гусеницу и поворачивается боком, тут же получая еще несколько патронов в борт. Их у нас пока хватает.
В это же время на правом фланге подбивают еще один танк, и оставшиеся машины вместе с пехотой отползают назад. Даже как-то странно, почему имея столько сил, в атаку бросили так мало техники.
Сразу после неудачной атаки немцы стали закидывать нас снарядами, делая это настолько основательно, что когда все закончилось, я с трудом выполз из почти полностью засыпанного окопа. В воздухе еще не осела пыльная взвесь, а бойцы уже вовсю откапывали свои заваленные землей позиции. — Вот уроды! Столько работы насмарку! — ругался Володя, размахивая саперной лопаткой как вентилятором. — Угу, мы тут у них как бельмо на глазу торчим, вот и пытаются сковырнуть, как могут. — Перематывая распухшую как бревно ногу, и то и дело морщась от боли, добавил Леха. — Бельмо не ковыряют, чирей на жопе ковыряют. — Зло продолжил чумазый боец стоящий слева от нас. Он, весь перебинтованный, пытался откопать засыпанный ящик с патронами для противотанкового ружья. Когда солдат заговорил, я узнал его, это был один из тех, кто сжег немецкого летчика, в теле которого я так некстати оказался. Говорят же — земля круглая, захочешь найти, не найдешь, а вот так, случайно, это всегда пожалуйста.
Все время пока нас обстреливали, я думал про Аню, поэтому, как только появилась возможность, отправился к ней. Перебегая из окопа в окоп, я достаточно быстро оказался в месте расположения нашего временного госпиталя. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия, один край, там, где был спуск вниз, был наглухо засыпан землей, а где, как я помнил, должна быть Аня, бревна еще удерживали на себе тяжелый грунт, не давая окончательно завалить блиндаж. Найдя какую-то дыру, больше похожую на лисью нору, я осторожно залез внутрь.
В этот раз здесь было тихо, наверное, те кто смог, выбрались наружу, ну а кто остался лежать… им уже не нужен свежий воздух. В углу, где лежала Аня, стоял какой-то боец в драном ватнике, и ухмыляясь, из немецкого автомата целился в меня. Я вдруг некстати вспомнил кино про милицию, там, где герой Кости Хабенского идет в одних трусах к террористу, удерживающему заложников, и уговаривает его отпустить людей и сдаться. И только я решаю начать диалог с бойцом, как тот нажимает на курок и автоматная очередь отбрасывает меня на кучу осыпавшейся земли.
Упав, лежу на спине, не понимая, почему не умираю, сумасшедший стрелок, — а по факту, этот человек сошел с ума, иначе зачем ему убивать своих? — Карабкается наверх и через мгновение исчезает из поля зрения. Отчего-то вижу все как-то неправильно, однобоко, дотронувшись рукой до головы, с ужасом понимаю, что одна из пуль попала в глаз, и теперь там дыра, а по щеке стекает то, чем я только что смотрел. Со смесью любопытства и отвращения ощупываю себя, — так и есть, еще три дырки в груди. С трудом поднимаюсь на ноги, и тихонько матерясь, иду к жене. Она лежит также как и до немецкой атаки, с той лишь разницей, что сейчас из ее груди торчит рукоятка армейского ножа. Медленно опускаюсь на колени и прижимаюсь щекой к остывающему телу. Хоть и готов был к тому, что меня может тут ждать, но теперь, когда воочию вижу ее мертвое тело, от пронзающей меня дикой, первобытной тоски, мне хочется выть и лезть на стену в бессильной злобе.
Ведь где-то там, в стане врага, сидит сейчас тот, на чьей совести лежит ее смерть, как миллионы и миллионы еще чьих-то жизней, и он готовится окончательно изменить реальность, бросив в бой, армию почти сформировавшихся фантомов.
Загруженный невеселыми мыслями, не замечаю, как появляется полное зрение, причем нехватка глаза больше не помеха и мир вокруг меня ожидаемо меняется, разукрашиваясь разноцветными линиями. Посмотрев еще раз на Аню замечаю, что нож, которым ее убили, не простой, он будто наполнен дымом, который, словно покрывалом, накрывает тело. Не раздумывая, выдергиваю эту гадость и брезгливо отбросив в сторону, выбираюсь из ямы, разбираться что это такое — некогда, наверху уже вовсю идет бой, и мое место там, среди солдат.
Выскочив на поверхность, на мгновение глохну от близкого разрыва, это подошедший практически вплотную к правофланговым траншеям танк, методично расстреливает боезапас по открытому краю позиций. В окопах свалка. Первая волна фашистов легла на подступах, зато вторая дошла до передней линии и сейчас заполняла ее своей бесконечной массой, встречая ожесточенное сопротивление наших бойцов. Чувствуя, как тело сковывает страхом, и не дав ему разрастись, бросаюсь в кучу дерущихся на пяточке солдат. Мечи появляются без всякого усилия, и тут же начинают собирать кровавую жатву. Первый немец, с которым я столкнулся, в ужасе отскочил в сторону, и в панике, будто увидел черта, забыл выстрелить из своего коротенького автомата. Второго шанса нажать на спуск я ему не дал, вонзив извивающийся в руке клинок, куда-то в середину груди.
Замечаю боковым зрением, как еще один фриц достав пистолет, наводит его на стоящего в полуметре от меня бойца, на одних инстинктах отталкиваю солдата в сторону, и, поймав телом пулю — перерезаю фашисту горло. Дальше начинается дикая мясорубка, к бою подключается мирно спящий до этого момента дух. Уступив ему контроль над телом, кружусь, с немыслимой для себя скоростью работая двумя клинками сразу. Убивая врагов, не забываю подпитывать беснующегося духа разлитой повсюду дармовой силой, превращаясь в идеальную машину для убийства.
Закончив с теми фашистами, которым не повезло оказаться рядом, обращаю внимание на танк, который уже вовсю давит окопы, крутясь на месте. Сдергиваю с одного из убитых бойцов пару гранат, и как опытный паркурщик перепрыгивая через тела и воронки, залетаю на корпус бронированной машины, там, ухватившись за выступ на башне, заталкиваю гранату в смотровой люк водителя и не дожидаясь результата бегу к еще одному железному монстру. В горячке боя не понимаю толком, кто сейчас воюет, я или дух. Не позволяя себе надолго отвлекаться на сторонние мысли, забрасываю так же вторую гранату и прыгаю в следующий окоп, где перевес явно на стороне фашистов. Оказавшись позади наседающих немцев, использую оба клинка, разваливая врагов на неровные половинки.
Закончив с ними, и выйдя из ускорения, натыкаюсь на перепуганные лица советских бойцов, ставших свидетелями последних мгновений схватки. Не тратя время на объяснения бегу к тому месту, где должны быть Володя с Лехой, на ходу отмечая, что и эту атаку немцев мы отбили.
По всему периметру горят немецкие танки. Ни один не дополз до первой линии обороны, все были остановлены еще на подходе. Единственными кто прорвался через окопы, были две подбитые мной машины, на этот фланг фашисты бросили главные свои силы. От мертвых тел рябит в глазах, очень много полегло немцев, но и от полка осталась хорошо если четверть.