— Да нет, всех тяжёлых погрузили уже, надо самим куда-то приткнуться, немец фронт прорвал километрах в пяти справа от нас, с минуты на минуту будет здесь. А тут, кроме госпиталя, и нет никого. Так что дай бог ноги, еще чуток понаступаем в обратную сторону. — И словно бы в дополнение к словам, погрозил кулаком небу и от избытка чувств, сердито туда плюнул.

Госпиталь опустел, последними уехали двое на эмке, мы вроде сунулись к ним, но не успели добежать, машина плюнула из выхлопной трубы сизым дымком и резво сорвалась с места. Вот уроды. Уже совсем близко ревели моторами немецкие танки, и не слова не говоря, мы рванули что было сил в противоположную сторону. Пока бежал, напряженно думал, говорить кому-то, о том, что у меня раздвоение личности? Может само пройдет? Время лечит. Вот он я, Ваня, бегу по лесу, а Антон мне приснился, и будущее тоже. Последствие контузии, и не то бывает, люди себя Наполеонами мнят. У меня еще нормальное такое раздвоение. Идет война, я был ранен, горел в танке, вот мне и чудится.

Забравшись так далеко, как только можно было, собрали в кучу прошлогодние листья и под небольшим кленом завалились спать. Сил больше не было. Проспавши, наверное, часов десять, мы продолжили своё путешествие. На лесной тропинке столкнулись с двумя фашистами, я шел первым, и вид, из-ниоткуда появившегося немца в каске, настолько шокировал меня, что замерев столбом, я едва не задрал руки. Не дав мне опозорится, из-за спины выпрыгнул Володя, что он сделал я не понял, но фрицы синхронно упали.

— Тащим их в лес! Быстрее! — Окрик напарника привёл меня в чувство, и стараясь не смотреть на лицо ещё бьющегося в конвульсиях фрица, я поволок его в сторону. Каска съехала на бок, китель задрался, обнажив волосатый живот, и мне стало до того противно, что не успев даже подумать, я блеванул прямо на труп. Бросив тело на полдороги, на карачках отполз в сторону, и листьями лопуха стал вытирать лицо, пытаясь стереть рвоту.

Пока я медитировал в кустах, Володя закидал кровь на тропинке сухой листвой, и удостоверившись, что следов не осталось, пригнувшись, подошёл ко мне.

— Голова болит? — Я глубокомысленно вздохнул— давай этих обыщем, да отойдем куда подальше, а то, не ровен час, искать их будут, у немца с этим строго.

Убитые оказались связистами, одному лет под сорок, второй еще пацан. Даже жалко. У старшего на груди знак за ранение, в кармашке документы, пара фотографий. Младший вообще без ничего, ни оружия, ни документов. И винтовка видимо была у них одна на двоих, пять патронов заряжено, и еще пара обойм в вещмешке. Плюс три банки свиной тушенки, и какие-то концентраты. Вот и все трофеи. Да, ещё моток провода, довольно прочного, на деревянной прорезиненной катушке. От него отмотали метров двадцать, остальное оставили. И наскоро закидав тела листвой и ветками, двинулись дальше.

Перейдя реку вброд, пошли вдоль берега, и, пройдя примерно с километр, перешли обратно, чтобы сбить со следа возможных преследователей. Ненадолго остановились, пытаясь по солнцу понять, в каком районе находимся. Думали-гадали, но так и не смоглиопределить, куда нас занесло. Когда начало смеркаться, решили расположиться на ночлег, отошли от речки, углубившись в лес, выбрали место под раскидистым дубом, и не разогревая, умяли две банки тушенки с немецкими сухариками. Спать решили по очереди, теперь, при оружии, чувствовали себя гораздо увереннее, ещё бы пару гранат, и можно воевать.

Под утро выпала роса, сидеть на земле стало совсем не комфортно, и я решил расположиться на дереве, благо оно высокое, с могучими, раскидистыми ветвями, каждая толщиной с меня. Закинув винтовку на плечо, полез наверх. Там, метрах наверное в трех от земли, заприметил две переплетенные ветки — как раз помещусь.

Залез, улегся. Красота. Главное не уснуть, лететь не близко. Пригревшись, только стал потихоньку задремывать, как вдалеке послышался лай собак. Прислушиваюсь — точно! Видимо нашли своих связистов, и пошли по следу, не помогли наши петляния по рекам.

Отламываю кусок коры и кидаю в Володю, спросонок он не поймёт в чем дело, и вскочив бешено вертит головой.

— Вов… Вов… На дереве я… Тише только, слышишь, собаки лают — нашли нас.

— Ты их видишь?

— Нет пока, но шумят вроде вон из того лесочка от реки, по следам идут.

— Как появятся, собачек сможешь выбить? Не думаю что их там много.

— Попробую. — И я передернул затвор у трофейной винтовки, жаль, пристрелять не получилось.

В армии не служил, но стреляю неплохо, в универе занимался пулевой стрельбой, даже в соревнованиях участвовал. Надеюсь все получится.

Хотя о чем это я? Опять раздвоение?…

Лай собак стал ближе и заливистей, почуяли, что близко дичь, дают знать хозяевам. Уложив винтарь на ветку, уперся ногами и растопырил локти, чтобы ненароком не свалиться при стрельбе. Винтовка кстати неплохая, маузер 98, цифра в названии, это год когда она принята на вооружение. Оружие надежное и точное. Говорят. Вот сейчас и проверю. Мучительно текут секунды, возможно последних минут жизни, сердце готово выскочить из груди. Пытаясь отвлечься, начинаю пересчитывать деревья того лесочка, откуда должны появиться немцы. Кое-как дыхание выравнивается, и, как будто только и ждавший, когда я успокоюсь, на полянку перед леском выбегает первый фашист, с собакой на поводке. Не стреляю, выжидая пока все овчарки не окажутся в зоне поражения. Расстояние до края леса, откуда они выходят, метров триста, так что время есть. Ещё один собаковод выскакивает из кустов, слева и справа от него, цепью появляются солдаты с автоматами в руках, крайним, размашистым шагом идет что-то громко горланя по-своему — офицер. Вот на нем и пристреляю. Ловлю на мушку фигуру в высокой форменной фуражке, и шепотом прося у бога прощения, плавно нажимаю на курок.

Хлестко разносится звук выстрела, офицер, хватаясь за плечо, падает на землю. Навожусь на собачку, уже с поправкой. Как будто наткнувшись на стену, пес кувыркается и суча лапами, зарывается в траву. Еще выстрел. Мимо. На поляне паника, фашисты во все стороны строчат из автоматов, меня пока не видят. Вставляю новую обойму. Тщательно выбирая цели, выпускаю еще четыре патрона. Достаю, наконец, второго пса, солдаты в панике отбегают в сторону леса. Последняя обойма. Три патрона уходят на одного фашиста, не знаю, попал ли, остальные попрятались, кто за дерево встал, кто уполз куда-то. Два патрона оставляю на всякий случай.