— Около того, сегодня после работы сможешь?
— Попробую. Олега звать?
— Делить, тогда как? На троих? — В голосе напарника послышалось беспокойство.
— Нет. Половина мне, остальное вам с Олегом. — В трубке озадачено засопели. — Шучу. Все мне.
— Да я ж не из жадности, я на всякий случай. — Ну-ну, не из жадности.
— Значит договорились. Звони.
Спустившись вниз, завожу машину. И посматривая по зеркалам, осторожно выезжаю со двора. Пропустив несколько автомобилей, выруливаю на главную. Движение сегодня не сильное, народ не проснулся еще толком. Не гоню, стрелка на восьмидесяти, даже чуть меньше, впереди никого нет. Расслаблено подруливаю одной рукой, второй пролистываю контакты телефона, собираясь позвонить Олегу. Внезапно прямо передо мной, появляется КАМАЗ, ух — мать! Откуда ты!?? Выкручивая руль, лечу в кювет. Вот сука…
Горю! Братцы! А-ааа! Крик обрывается на самой высокой ноте, и, перейдя в глухое перханье, затихает. Рукой пытаюсь нащупать люк перед собой и, найдя его, сильно толкаю вперёд, но он не поддаётся, заклинило, дергаюсь всем телом пытаясь выдавить — никак! Подбираюсь, и навалившись всей массой, одновременно толкаясь ногами — вываливаюсь наружу. Грохот бушующего боя заставляет вжаться в грязь. Слева и справа бегут солдаты, на бегу стреляя из автоматов, периодически падая. Кто-то встает и бежит дальше, но многие так и остаются лежать, на перепаханной танковыми гусеницами и разрывами бомб, грязной земле. Приподнявшись на локтях, пытаюсь встать, в голове шумит, тело не слушается, ноги как ватные. С удивлением отмечаю, что обут я, в тяжелые тупоносые ботинки, из которых торчат чужие грязные портянки.
Тишина. Открыв глаза, вижу перед собой зелёный потолок палатки, освещаемый, горящими на столе светильниками, сделанными из гильз сорокапятки. Не могу вспомнить, как они называются. А ведь копал такие.
— Очнулся, Михалыч!? — Поворачиваюсь, на соседней койке лежит здоровенный мужик, и улыбаясь во весь рот, смотрит на меня.
— Кто вы? — Звук моего голоса был чужим. Охрип, наверное, водички надо попросить.
— Ты чего Михалыч?! Ударился что ли? Володя я! Чего ты? Ну?
И он потянулся ко мне своими огромными ручищами.
— Здравствуйте, я Антон. — И протянул здоровяку руку.
Ничего умнее в мою контуженую голову, в тот момент не пришло, сейчас я понимаю, как глупо это выглядело, но тогда, для меня это было естественно, первый раз человека вижу, надо познакомиться.
— Ты чего болезный? Ушибся сильно? Какой Антон, Ваня ты, Иван Михалыч, водитель нашего экипажа. Правда ни машины, ни батальона, уже нет, всех повыбили. Теперь мы с тобой пехота. И он грустно так, как будто извиняясь перед кем-то, улыбнулся и повторил — пехота мы… Так-то вот… брат. Поспи маленько, сильно тебя приложило видать, Антон… бывает же. — И он снова улыбнулся, как будто увидел что-то веселое, в тёмном проеме брезентового окна. Потихоньку все стихло, и я сам не заметил, как уснул.
Проснувшись от грохота бомбежки, привстаю на кровати, оглядываясь по сторонам. Вокруг все бегают, санитары суетливо выводят раненых из палатки, какие-то люди выносят на улицу нехитрый медицинский скарб. Снаружи, сквозь разрывы, доносится громкий голос моего нового знакомого. Выскочив на улицу замечаю, как он помогает грузить кого-то в открытый кузов полуторки, и судя по трехэтажным матерным загибам, не особо это получается, но, в конце концов, борт подняли, и машина, подпрыгивая на ухабах, побежала в тыл.
Значит я в прошлом. Стреляют. Надо еще полежать, сейчас придет врач, даст мне таблетку и все будет хорошо.
— О, Михалыч! Ну и крепок ты спать, так всю войну проспишь. — И чуть тише добавил ехидно — девки снились? — на что я, не поддержав шутки, спросил:
— Помочь чем? — Он, оглядевшись вокруг, отрицательно мотнул головой.