О Нурсахате он уже никогда ни с кем не говорил, даже с родной дочерью.

Как-то в конце лета двое конных в зеленых фуражках, ведя на поводу третью подседланную лошадь, спустились с гор в Темеч и направились прямо к Кертыку. Не зная, чему приписать это посещение пограничников, старик, охваченный недобрым предчувствием, долго возился в своей хижине, прежде чем выйти во двор. Увидев переводчика Али Меджидова, он сразу вспомнил свой разговор с ним.

Трясущимися руками помогая ему слезть с коня, Кертык спросил:

— Чем могу служить?

— Ты что-то, Кертык-ага, плохо стал встречать гостей! — пристально вглядываясь в черное, со складками на щеках лицо старика, сказал переводчик. — С трудом к тебе достучались.

Старик ничего не ответил и взял чайник, стоявший у порога, — вскипятить чай.

Меджидов остановил хозяина.

— Некогда чай пить. Начальник заставы просит тебя к себе. Лошадь прислал.

Кертык надел черную шапку с длинными завитками и остановился против стены, на которой висело ружье.

«Брать или не брать?» — подумал он.

Без ружья Кертык никогда не ходил в горы. И он снял его со стены, вышел во двор, легко сел на лошадь.

Когда селение осталось позади, старик, поравнявшись с Меджидовым, спросил:

— Что-нибудь случилось?

— Да, встреча с угощением, — неохотно ответил Меджидов.

После этого до самой заставы ехали молча. Кертык задумчиво смотрел перед собой.

На заставу приехали засветло. Начальник заставы, молодой офицер с жидкими рыжими усами на обветренном лице, встретил их еще за шлагбаумом. Он отослал солдат к дежурному, а сам со стариком остался возле коновязи. Никого, кроме часового на высокой вышке, во дворе не было.

На крыше деревянной будки мирно ворковали голуби. За конюшней рычали и скучающе повизгивали на привязи собаки.

Кертык быстрым взглядом окинул белое здание солдатской казармы, чуть поодаль от казармы домик с верандой, деревянного коня и стальную перекладину на усыпанной песком площадке. Он искал признаков тревоги, но на заставе все казалось спокойным и даже сонным. Вот только почему же часовой не отрывает глаз от бинокля? И зачем подседланы все кони, и возле каждого седла сетка с сеном? И отчего у начальника заставы глаза с красными веками так озабочены?

Кертык посмотрел на горы. Над раздвоенной, похожей на верблюжью спину, вершиной Чопан-Дага висело недвижно темное облако с пылающими краями. В воздухе была разлита томительная, сковывающая тишина.

— Ну, Кертык-ага, говорил тебе Меджидов, зачем я тебя потревожил? — спросил начальник заставы.