Я сам встал, обошёл её и принялся расшнуровывать платье сзади.

— Ой! — вскрикнула она и схватилась за лиф.

— Стоять! Терпеть! — рявкнул я — время сантиментов кончилось. Послушалась. Парни у стен засопели — эротики и порнофильмов в этом мире пока не придумали, а я собирался оголить женское тело.

Решил не рвать и не резать шнуровку, аккуратно развязал, хотя потребовалось около пяти минуть. Зато потом резко дёрнул платье, освобождая плечи.

— Ой! Рикардо, что ты делаешь!

— Раздевайся! — снова безапелляционно рявкнул я и отошёл к стулу. Садиться не стал, встал рядом и положил ладонь на спинку. На плечи же Тита легли две руки его товарищей, стоящих справа и слева, ибо отрок дёрнулся — спасать любовницу. Но пока в рамках приличия, чтобы это «заметить» и принять меры с моей стороны.

— Брат, но как я это сделаю… При НИХ!!! — ужас в глазах.

— Они — самые доверенные мои люди. — Я был само спокойствие. — Моя вторая семья. БЕГОМ! — Конец кнута упал на пол. Я картинно взмахнул и хлестанул — пока в сторону. Но кончик, идущий на сверхзвуке, неприятно клацнул — Илона вздрогнула, а Тита сжали ещё сильнее, блокируя руки.

— З-зачем! Почему!

— Потому, что я так сказал. БЫСТРО!!!

Она заревела, и, зарёванная, в ужасе глядя то на меня, то на кнут в моей руке, принялась стаскивать с себя платье.

Панталоны тут уже изобрели. И вновь не знаю, сами или помогал кто. Но носили их отнюдь не все. Нет, когда зима и холодно — попробуй без исподнего щеголять! Но сейчас лето, жарко, мы на Юге. А вот до трусов местная текстильная промышленность пока не доросла.

В общем, платье упало на пол. Илона стояла в нём, одной рукой пытаясь прикрыть груди, другой промежность. Наверное, кляла всё на свете, и меня больше всех проклинала. Но я — мужчина, ближайший родственник и покровитель, и глава её условного клана-стаи, её общины. Все три в одном. Не могла она мне перечить, нет здесь таких жизненных принципов посылания нахрен, как у нас.

— Встань.

Выступила ногами из платья, я подошёл, взял его в руку. Хорошее платье, не из дешёвых тканей, и весит прилично. Смял в ком, взял под мышку. Встал перед нею метрах в двух. Внимательно осмотрел тело. Что сказать, Астрёныш — худышка. Атлетическая, но худая. Не тощая, но… Вы поняли. Ближе к нашим параметрам красоты, хотя и посолиднее девяносто-шестьдесят-девяносто. Анабель примерно такая же, у лекарки плечи уже, а попа больше. Илона же была… Солидная. Не толстая, отнюдь — нормальная здоровая женская красота хорошо питающейся, но не ленивой сеньоры. Мужчинам за тридцать, когда наскучивают крышелётки, только таких подавай. Двое детей оставили на животе кучу растяжек — что также в этом мире считается благом. Ибо раз рожала, значит, способна выносить, хорошая женщина, добрая. Жаль такое добро в монастыре гноить. Я сейчас просто как мужик говорю, а не как мужик… Короче, просто жалко гробить ей жизнь в монастыре — с таким телом ей жить и жить. А вот как у брата на неё даже не встал. Такая х#йня, маляты, Астру за сестру не держу, на рыжика встаёт, а Илону женщиной не считаю. Хотя и та и та — родная кровь.

— А теперь успокойся и закрой глаза, — произнёс я мягче. Ах да, Тит в этот момент уже лежал на полу, от греха придавленный двумя телами напарников, а рядом страховали ещё двое. — Закрыла? И успокойся. — Старался, чтобы голос был размеренным, убаюкивающим. — Вдох-выдох. Планомерно, под счёт. Вдох-выдох, вдох-выдох. Всё, утри слёзки, стой и слушай. Слышишь мой голос? Не открывай глаза!

— Слышу, Рикардо, — устало прошептала она.

— Илона, твой отец — Харальд Чёрная Молния, сто шестнадцатый граф Пуэбло. Ты знаешь об этом?

Кивок.

— Да. Мама с детства говорила это.