Рядовой состав принимал присягу уже не на сцене, а на земле. Каждый из лейтенантов по очереди зачитывал текст для своей роты, и рота, в унисон, в один голос голосила текст на всю округу. Рот было много, на всех нужно было время, а потому народец вокруг начал скучать.

А потом, когда последняя по счёту рота дружно превратилась из «отребья штатского» в «товарищей солдат», попросил комсостав вновь подняться на сцену. В массовке снова воцарилась предвкушающая тишина.

— Как вы понимаете сеньоры, комрады бойцы, это не всё! — обратился я к присутствующим. — Также, сегодня, мы создадим то, что в будущем превратится в пример для подражания. А именно, сегодня мы разобьём легион на когорты. Пока каждая когорта будет состоять из одного батальона, но, надеюсь, когда-то каждый из батальонов превратится в полноценную когорту, а после — полноправный отдельный легион. Но сейчас, пока ещё воины когорт не заслужили на поле боя авторитета, и я, от имени народа Пуэбло, даю вам его авансом, и присваиваю каждой из когорт имя великого полководца прошлого. Чтобы мы знали, чем гордиться и на кого ровняться! — Руку вверх. Поддерживающий гул.

Итак, командиры когорт выстроились фронтально перед залом. Зал притих, как и легионеры (полноправные и пока ещё не принявшие присягу «душары»). Мальчишки принесли первое знамя. Я развернул.

Алое полотнище с вышитой белой башней на фоне орла и огромной римской цифрой I над оным. И также вышитым золотыми латинскими буквами ниже — именем полководца.

— Первой когорте присваивается имя Октавиана Божественного. Первого полноправного императора Древней Империи. Похлопаем!

Радостные выкрики — знамя красивое, а люди любят всё красивое. Замковые швеи постарались. Им тоже не давал долго праздновать, но они, женщины, и не стремились. Эти дни, пока пропадал в мастерской, а консульство корпело над Уставом, и у них кипела своя работа.

— Октавиан сокрушил всех врагов на пути к трону, и во время его правления ни один враг не смел бросить серьёзный вызов Империи! — пояснил я. — И потомки за его благодатное, но сильное правление, прозвали «счастливым».

Второй когорте присваивается имя… — Мальчишки подали второе знамя. Алое, башня, орёл, но орнамент немного иной. Все орнаменты немного, но отличались. — Присваивается имя… — Протянул знамя командиру второго батальона. — …Полководца Гая Мария. Создавшего в своё время профессиональную армию.

Теперь хлопки и восторженный гул без подсказок. И гордая цифра II в круге на месте, где на гербе России императорская корона.

— Третьей когорте присваивается имя величайшего полководца древности, именем которого нарицательно назывался сам титул императора. А именно, имя Гая Юлия Цезаря!

А теперь аплодисменты покруче — Цезаря тут помнят хорошо. Уникальная личность этот Цезарь. И что удивительно, он собственно императором никогда и не был. Так, пожизненный диктаторишка (это ирония если что). И знамя, с цифрой III. Не только орнамент, но и орёл немного иной. Швеи работали бригадами, и, похоже, соревновались в вычурности в пределах техзадания.

— Четвёртой когорте присваивается имя человека, который пытался спасти Империю в момент её самых тяжёлых, последних лет. Он не смог сделать этого, потому, что божья воля сильнее любой людской, разбитое зеркало невозможно склеить. Но этот человек совершил невозможное — на два поколения удержал свою огромную страну от распада, разя всех её врагов. Четвёртой когорте присваивается имя… Флавия Аэция!

Аплодисменты, но не на имя сагрились, а на представление полководца. Мир романтики и рыцарства, а я дал исчерпывающую характеристику парню. Четвёртая когорта тоже достойна уважения.

Отступил на шаг. Дождался тишины. Осмотрел будущих легатов, массовку, и высокопарно заявил:

— Ваши когорты названы именами великих полководцев. Надеюсь, вы не подведёте в бою и не оскверните их имена малодушием и трусостью. Несите имена эти с достоинством, присущим настоящим воинам! И знамёна сии станут залогом вашей смелости и отваги.

Потом говорил что-то ещё высокодуховное. Что — не помню. Я как бы не готовил речь, играл на импровизации, но народ оценил порыв, мою искренность, хотя я периодически и сбивался, глотал слова, терял мысль. Но, как уже говорил, люди здесь простые, поголовно романтики, и это лучше скучного заунывного речитатива типа наших депутатов перед камерами. Главком а-ля Брежнев тут никогда уважаем не будет. «Пусть лучше граф слова теряет, но зато он свой парень!» — как-то так.

А затем… Все снова пошли праздновать, допивая остатки недопитого.